Основы теории литературы. Кройчик Л.Е - 55 стр.

      – Низко кланяюсь вам, бойцы. И прошу маленького прощения, но только дозвольте
переговорить с этой гражданкой пару слов…
        И, задрожав всем корпусом, я поднимаюсь со своей лежанки, от которой сон бе-
жал, как волк от своры злодейских псов, и подхожу до нее, и беру у нее с рук дите, и рву с
него пеленки, и вижу по-за пеленками добрый пудовик соли.
      – Вот антиресное дите, товарищи, которые титек не просит, на подол не мочится и
людей со сна не беспокоит.
      – Простите, любезные казачки, – встревает женщина в наш разговор очень хладно-
кровно, – не я обманула, лихо мое обмануло…
      – Балмашев простит твоему лиху, отвечаю я женщине, – Балмашеву оно немного
стоит, Балмашев за что купил, за то и продает. Но оборотись к казакам, женщина, которые
тебя возвысили как трудящуюся мать в республике. Оборотись на этих двух девиц, кото-
рые плачут в настоящее время, как пострадавшие этой ночью. Оборотись на жен наших на
пшеничной Кубани, которые исходят женской силой мужей, и те, то же самое одинокие,
по злой неволе насильничают проходящих в их жизни девушек… А тебя не трогали, хотя
тебя, неподобную, только трогать. Оборотись на Расею, задавленную болью…
      А она мне:
      – Я соли своей решилась, я правды не боюсь. Вы за Расею не думаете, вы жидов
спасаете…
      – За жидов сейчас разговора нет, вредная гражданка. Жиды сюда не касаются. А
вы, гнусная гражданка, есть более контрреволюционерка, чем тот белый генерал, который
с вострой шашкой грозится нам на своем тысячном коне… Его видать, того генерала, со
всех дорог, и трудящиеся имеет свою думку-мечту его порезать, а вас, несчетная граждан-
ка, с вашими антиресными детками, которые хлеба не просят и до ветра не бегают, – вас
не видать, как блоху, и вы точите, точите, точите…
      И я действительно признаю, что выбросил эту гражданку на ходу по откос, но она,
как очень грубая, посидела, махнула юбками и пошла своей подлой дорожкой. И, увидев
эту невредимую женщину, и несказанную Расею вокруг нее, и крестьянские поля без ко-
лоса, и поруганных девиц, и товарищей, которые много ездют на фронт, но мало возвра-
щаются, я захотел спрыгнуть с вагона и себе кончить или ее кончить. Но казаки имели ко
мне сожаление и сказали:
      –    Ударь ее из винта.
      И, сняв со стенки верного винта, я смыл этот позор с лица трудовой земли и рес-
публики.