Составители:
Рубрика:
12 13
Когда преображенцы, получив по гривне за вести, ушли, Пётр
поднялся с лавки, спросил у Шереметева:
– Худо, Борис Петрович? Может, и не разгрызть нам сей
Орешек?
Фельдмаршал взглянул на Петра отёчными глазами, подумал,
потом ответил спокойно, совершенно уверенно:
– С чего же не разгрызть, государь? Управимся.
Пётр сердито напомнил:
– Ты и под
Нарвою грозил управиться, однако же преславную
получили мы конфузию…
Борис Петрович не отрывая глаз смотрел на Петра.
– Что выпялился?
Шереметев вновь стал вертеть перстень на пальце. Грустная
улыбка тронула его большой рот, он вздохнул, покачал головой.
– Говори! – приказал Петр.
– И скажу! – ответил Шереметев сурово. – Отчего же не сказать?
Я тебе,
государь, завсегда все говорю, не таюсь…
Он помолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил своим сип-
ловатым, приятным, мягким голосом:
– Ты, государь, изволил мне Нарву напомнить. Что ж, помню.
Горький был день, горше на моём веку не изведывал. И срам тот
на смертном одре вспомню. Но ещё помню и помнить буду, как
на
совете и пред твоими царскими очами, и пред иными генералами я,
впоперёк изменнику, змию, подсылу герцогу де Кроа, свою диспози-
цию объявил: блокировать город малою толикою войска, а со всем
большим войском идти против брата твоего короля Карла и дать ему
сражение, в котором бы все наши войска соединились. Но диспози
-
ция моя, государь, уважена не была, ты меня изволил по носу щёлк-
нуть и сказать: «Заврался ты нынче, Борис Петрович, сколь опытно-
му в воинском искусстве кавалеру герцогу перечишь». А теперь ты
и сам, государь, ведаешь, кто прав был – я али доблестный кавалер
де Кроа. Так не кори же за то,
в чём моей вины нету… А ныне мы
здесь счастливо обретаемся без подсылов и изменников, ты, да я,
да Аникита Иванович князь Репнин. И не посрамим русского имени,
возвернём древний наш Орешек под твою державу, коли занадобит-
ся – и живота не пощадим… Трудно будет? Потрудимся, нам ныне
не привыкать трудиться, мы выученики
твои, а у тебя руки в мозо-
лях и сам ты первый на Руси работник… Так я говорю, Аникита
Иванович?
Репнин ответил издали:
– Так, господин генерал-фельдмаршал, так, истинно…
Пётр вынул из кармана большой красный фуляр, громко, трубно
высморкался, утёр лицо. А когда собрался совет и генералы, полков-
ники, капитаны сели
по лавкам, Пётр был твёрд, спокоен и говорил
со своей обычной жёсткостью:
– Шведа мы зачали с богом бивать. Биты заносчивые сии армии
в Лифляндии господином достойнейшим нашим фельдмаршалом
Шереметевым. Брат командира крепости Нотебург, Шлиппенбах,
от нашего российского оружия бежал к Сагнице – за двадцать вёрст
от боя, не помня себя. Сей же Шлиппенбах
от Гуммельгофа в Пер-
нов бежал. Я для того об сем ныне напоминаю, что стоим мы под
стенами фортеции Нотебург и непременно должны сию крепость
взять и Неву тем самым в ладожском её устье очистить. Кто какие
имеет по делу мнения?
Мнений было много.
Пётр слушал внимательно, переглядывался с Шереметевым, Реп-
ниным
, Иевлевым, кивал головою. Люди говорили толково, это были
обстрелянные, повоевавшие офицеры.
Совет кончился далеко за полночь. Пётр с трубкой вышел
из шатра, прислушался к затихшему, уснувшему лагерю. Потом про-
изнес негромко:
– Сии мужи верностью и заслугами вечные в России мону-
менты!
– Кто? – живо, из осенней, холодной темноты, спросил Мен-
шиков.
– Да уж не ты, либер Сашка! – с усмешкою ответил Пётр. –
Какой из тебя монумент?
Александр Данилыч обиделся, ушёл в шатёр. Пётр ласково его
окликнул, ещё покурил, пошёл спать.
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- …
- следующая ›
- последняя »
