Основы теории литературы - 10 стр.

UptoLike

Составители: 

балкона этого странного разбойника, произнося только два слова: Повесить его”. Изгнать
и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ло-
же, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться
ей на гемикранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове
прокуратора.
Он смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое время молчал , мучи-
тельно вспоминая , зачем на утреннем безжалостном ершалаимском солнцепеке стоит пе-
ред ним арестант с обезображенным побоями лицом, и какие еще никому не нужные во-
просы ему придется задавать .
Левий Матвей? хриплым голосом спорил больной и закрыл глаза.
Да, Левий Матвей, донесся до него высокий, мучающий голос.
А вот что ты все -таки говорил про храм толпе на базаре 7
Голос отвечавшего , казалось, колол Пилату в висок, был невыразимо мучителен, и
этот голос говорил :
Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм
истины. Сказал так , чтобы было понятнее.
Зачем же ты , бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о кото -
рой ты не имеешь представления? Что такое истина?
И тут прокуратор подумал : “О боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на
суде… Мой ум не служит мне больше…” И опять померещилась ему чаша с темной жид -
костью. Яду мне , яду!
И вновь он услышал голос:
Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно , что ты
малодушно помышляешь о смерти . Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе
трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь палачом, что меня огорчает.
Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя
собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои
сейчас кончатся. Голова пройдет.
Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова.
Пилат поднял мучительные глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно
высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптан-
ным сандалиям Иешуа , что тот сторонится солнца.
балкона этого странного разбойника, произнося только два слова: “Повесить его”. Изгнать
и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ло-
же, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться
ей на гемикранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове
прокуратора.
      Он смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое время молчал, мучи-
тельно вспоминая, зачем на утреннем безжалостном ершалаимском солнцепеке стоит пе-
ред ним арестант с обезображенным побоями лицом, и какие еще никому не нужные во-
просы ему придется задавать.
      – Левий Матвей? – хриплым голосом спорил больной и закрыл глаза.
      – Да, Левий Матвей, – донесся до него высокий, мучающий голос.
      – А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре7
      Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок, был невыразимо мучителен, и
этот голос говорил:
      – Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм
истины. Сказал так, чтобы было понятнее.
      – Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о кото-
рой ты не имеешь представления? Что такое истина?
      И тут прокуратор подумал: “О боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на
суде… Мой ум не служит мне больше…” И опять померещилась ему чаша с темной жид-
костью. “Яду мне, яду!”
      И вновь он услышал голос:
      – Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты
малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе
трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь палачом, что меня огорчает.
Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя
собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои
сейчас кончатся. Голова пройдет.
      Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова.
      Пилат поднял мучительные глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно
высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптан-
ным сандалиям Иешуа, что тот сторонится солнца.