Основы теории литературы - 9 стр.

UptoLike

Составители: 

Я точно не знаю, живо ответил арестованный, я не помню моих родителей.
Мне говорили, что мой отец был сириец…
Где ты живешь постоянно ?
У меня нет постоянного жилища, застенчиво ответил арестант, я путешествую
из города в город.
Это можно выразить короче , одним словом бродяга, сказал прокуратор и
спросил : Родные есть ?
Нет никого . Я один в мире .
Знаешь ли грамоту ?
Да.
Знаешь ли какой-либо язык , кроме арамейского ?
Знаю. Греческий.
Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на
арестованного . Другой глаз остался закрытым.
Пилат заговорил по-гречески:
Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?
Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг , и он заговорил
по-гречески:
Я доб… тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого , что он едва не оговорил -
ся, я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подго -
варивал на это бессмысленное действие.
Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над низеньким столом и
записывавшего показания. Он поднял голову, но тотчас же опять склонил ее к пергаменту.
Множество разных людей стекаются в этот город к празднику. Бывают среди них
маги , астрологи , предсказатели и убийцы, говорил монотонно прокуратор, а попада-
ются и лгуны. Ты, например, лгун . Записано ясно : подговаривал разрушить храм. Так сви-
детельствуют люди.
Эти добрые люди, заговорил арестант и, торопливо прибавив : игемон, про -
должал : ничему не учились и все перепутали, что я говорил . Я вообще начинаю опасать -
ся, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того , что он не -
верно записывает за мной…
Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного , затем на солнце , неуклон-
но подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу на-
право, и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с
       – Я точно не знаю, – живо ответил арестованный, – я не помню моих родителей.
Мне говорили, что мой отец был сириец…
       – Где ты живешь постоянно?
       – У меня нет постоянного жилища, – застенчиво ответил арестант, – я путешествую
из города в город.
       – Это можно выразить короче, одним словом – бродяга, – сказал прокуратор и
спросил: – Родные есть?
       – Нет никого. Я один в мире.
       – Знаешь ли грамоту?
       – Да.
       – Знаешь ли какой-либо язык, кроме арамейского?
       – Знаю. Греческий.
       Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на
арестованного. Другой глаз остался закрытым.
       Пилат заговорил по-гречески:
       – Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?
       Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил
по-гречески:
       – Я доб… – тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорил-
ся, – я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подго-
варивал на это бессмысленное действие.
       Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над низеньким столом и
записывавшего показания. Он поднял голову, но тотчас же опять склонил ее к пергаменту.
       – Множество разных людей стекаются в этот город к празднику. Бывают среди них
маги, астрологи, предсказатели и убийцы, – говорил монотонно прокуратор, – а попада-
ются и лгуны. Ты, например, лгун. Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так сви-
детельствуют люди.
       – Эти добрые люди, – заговорил арестант и, торопливо прибавив: – игемон, – про-
должал: – ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасать-
ся, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он не-
верно записывает за мной…
       Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного, затем на солнце, неуклон-
но подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу на-
право, и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с