История мировой литературы. Лучанова М.Ф. - 77 стр.

UptoLike

Составители: 

77
ко мне, успокоишься. Живи, живи, бабушка, живи, бабуленька, приказала долго
жить. Долго не выйдет, сколько дадут поживем. Может, и десять лет, зачем
только.
А. Мне дают десять лет, вчера Лагутин дал, меня везут сюда на каталке,
историю болезни положили на грудь. Я посмотрела, стоит: еще десять лет.
Б. Лагутин?
А. Санитары у лифта ждали, пошли выяснять. Я и посмотрела, своим глазам
не верю; написано: еще 10 л. Зачем, почему, обычно доктора не пишут срок
жизни. А на меня написали. Редкая вещь. 10 л.
Б. Десять литров, что ли?
А. Лет, лет. Каких литров? Пьяные тут, что ли?
Б. Мне десять лет, так Маруся за эти десять лет таких делов наворочает,
может двойню родить, троих мужей притаранить. А я с Ирочкой останусь, кто о
ней подумает. Ну, не буду, не буду. Бабуля, не плачь. Бабуля, не ходи ко мне
часто, не плачь. Деточка, как же часто, когда я прикована уже месяц. Все там у
тебя быльем заросло. Маруся ведь работает, в семь кончает, в субботу ко мне
ходит, в воскресенье ей же надо обстираться, вздохнуть. Она не может к тебе
ходить, у мамы сердечко болит, головка разламывается. А я к тебе приду, приду,
моя травочка. Бабуля, не приходи, пока не поправишься.
А. При чем здесь литров? Десять лет. Первые три года нам школу кончить,
это раз. Ванечка отлично учится, золотую медаль. И без золотой медали тоже в
институт ходят. Можно вечером. В армию его не возьмут, я инвалидка, он будет
единственный кормилец, так? Вечером и будет учиться. Как раз в двадцать
четыре года он закончит, и я закончу. Я ему открою все дороги, у него будет своя
комната, мальчик будет большой, взрослый. Как хорошо все-таки, что я инвалид!
Я в любой момент к людям брошусь на колени: возьмите моего Ванечку, у меня
рак, рак, я недолго проживу, а он один. И справку с диагнозом, Нина Ивановна
обещала дать на руки.
Б. Тебе Нина Ивановна сказала?
А. Нет, мне в консультации доктор Гогоберидзе. Тогда, когда я в кино
ходила. А вам?
Б. А я сама догадалась, зачем сюда кладут. Нина Ивановна только Марусе
сказала, Маруся начала трястись, заплакала, только еще этого не хватало,
говорит: что же мне теперь, еще, что ли, хоронить? Только похоронила, опять
новости. Я же, кричит, хватит того, что дочь похоронила. Кричит, с ума они там
посходили, что ли? Не слишком ли много на одного человека? А я лежала в
реанимации как раз, все слышно.
А. А мне доктор Гогоберидзе сразу сказала, говорит, тащите себя за уши,
держись сама, никакие силы не укрепят. Если хочешь вырастить сына, мужайся.
Вот я после этого и пошла в кино на пионеров смотреть. Не могу я на детей
смотреть; так их жалко, маленьких ведь в детские дома берут, из города усылают.
Там хлеб счетом дают, по два кусочка, я ездила с шефской помощью от
предприятия, слезами умылась. Но Ваню уже не возьмут, он большой. Они в наш
автобус двое забрались, колбасу развернули. Шофер погнал: детдомовские всю
колбасу нанюхали. Не ели, правда. Но Ваню туда не возьмут, он большой,
ко мне, успокоишься. Живи, живи, бабушка, живи, бабуленька, приказала долго
жить. Долго не выйдет, сколько дадут поживем. Может, и десять лет, зачем
только.
    А. Мне дают десять лет, вчера Лагутин дал, меня везут сюда на каталке,
историю болезни положили на грудь. Я посмотрела, стоит: еще десять лет.
    Б. Лагутин?
    А. Санитары у лифта ждали, пошли выяснять. Я и посмотрела, своим глазам
не верю; написано: еще 10 л. Зачем, почему, обычно доктора не пишут срок
жизни. А на меня написали. Редкая вещь. 10 л.
    Б. Десять литров, что ли?
    А. Лет, лет. Каких литров? Пьяные тут, что ли?
    Б. Мне десять лет, так Маруся за эти десять лет таких делов наворочает,
может двойню родить, троих мужей притаранить. А я с Ирочкой останусь, кто о
ней подумает. Ну, не буду, не буду. Бабуля, не плачь. Бабуля, не ходи ко мне
часто, не плачь. Деточка, как же часто, когда я прикована уже месяц. Все там у
тебя быльем заросло. Маруся ведь работает, в семь кончает, в субботу ко мне
ходит, в воскресенье ей же надо обстираться, вздохнуть. Она не может к тебе
ходить, у мамы сердечко болит, головка разламывается. А я к тебе приду, приду,
моя травочка. Бабуля, не приходи, пока не поправишься.
    А. При чем здесь литров? Десять лет. Первые три года нам школу кончить,
это раз. Ванечка отлично учится, золотую медаль. И без золотой медали тоже в
институт ходят. Можно вечером. В армию его не возьмут, я инвалидка, он будет
единственный кормилец, так? Вечером и будет учиться. Как раз в двадцать
четыре года он закончит, и я закончу. Я ему открою все дороги, у него будет своя
комната, мальчик будет большой, взрослый. Как хорошо все-таки, что я инвалид!
Я в любой момент к людям брошусь на колени: возьмите моего Ванечку, у меня
рак, рак, я недолго проживу, а он один. И справку с диагнозом, Нина Ивановна
обещала дать на руки.
    Б. Тебе Нина Ивановна сказала?
    А. Нет, мне в консультации доктор Гогоберидзе. Тогда, когда я в кино
ходила. А вам?
    Б. А я сама догадалась, зачем сюда кладут. Нина Ивановна только Марусе
сказала, Маруся начала трястись, заплакала, только еще этого не хватало,
говорит: что же мне теперь, еще, что ли, хоронить? Только похоронила, опять
новости. Я же, кричит, хватит того, что дочь похоронила. Кричит, с ума они там
посходили, что ли? Не слишком ли много на одного человека? А я лежала в
реанимации как раз, все слышно.
    А. А мне доктор Гогоберидзе сразу сказала, говорит, тащите себя за уши,
держись сама, никакие силы не укрепят. Если хочешь вырастить сына, мужайся.
Вот я после этого и пошла в кино на пионеров смотреть. Не могу я на детей
смотреть; так их жалко, маленьких ведь в детские дома берут, из города усылают.
Там хлеб счетом дают, по два кусочка, я ездила с шефской помощью от
предприятия, слезами умылась. Но Ваню уже не возьмут, он большой. Они в наш
автобус двое забрались, колбасу развернули. Шофер погнал: детдомовские всю
колбасу нанюхали. Не ели, правда. Но Ваню туда не возьмут, он большой,
                                      77