Темы и методические рекомендации к самостоятельной работе студентов по курсам истории зарубежных литератур XVII - XIX вв. Сашина Е.В. - 36 стр.

которого заимствован из Библии, нашли свое воплощение его религиозные и
нравственные идеалы, политический опыт, философские раздумья о сущности
жизни, природе человека. Автор хотел воспеть события, по его убеждению,
происходившие у истоков человеческой истории, но воспеть их для того, чтобы
способствовать более глубокому пониманию настоящего и приоткрыть завесу
грядущего. Воспринимая крушение республики как катастрофу, мучительно
пытаясь постичь тайный смысл истории поэт-пуританин в смятении обращал
свои взоры к небу (А.А. Чамеев).
      Художественные взгляды Мильтона во многом были близки эстетике
классицизма, но не сводились к ней. Поэт трактовал прекрасное как эманацию
божества, считал атрибутами прекрасного разумность, ясность, гармонию и
упорядоченность, принимал аристотелевское положение о подражании
искусства природе и осмыслял принцип «правдоподобия» в свете требований
«хорошего вкуса». Он был убежденным сторонником регламентирующих
поэзию норм и правил, признавал необходимость изучения законов эпоса,
драмы и лирики, ратовал за высоконравственное, возвышающее человека
искусство, преклонялся перед античностью, хотя и требовал критического –
с позиций христианского вероучения – подхода к литературе прошлого.
      Подобно многим художниками своего времени, Мильтон обожествлял
разум и отводил ему высшую ступень на иерархической лестнице духовных
способностей человека. Предоставленное само себе воображение рисует, по
словам поэта, ложные и нелепые образы и картины; лишь руководимое
разумом, оно способно дать верное представление о земном человеческом
бытии. Однако, превознося разум, Мильтон не считает его всеобъемлющим,
поскольку человеческий разум утрачивает свою мощь на высшем,
метафизическом уровне: сам по себе он не может провидеть будущее,
познавать неисповедимые пути господни. Вот почему важную роль в
эстетической системе поэта приобретают категории «вдохновения»,
«божественного откровения».
      Обращение к музе-вдохновительнице, которым открывается
«Потерянный рай», является у Мильтона не только данью поэтической
традиции: его муза – не муза поэзии, но небесная Урания, вдохновлявшая
Моисея. Сам вечный Дух, как надеется автор, освятит его уста, дабы он,
слепой поэт, обрел дар провидца и пророка. Не отрекаясь от прав разума,
Мильтон находит его возможности ограниченными, поскольку речь в
поэме идет о путях творца. Убежденный, что творит по вдохновению свыше,
Мильтон нередко нарушает строгие классицистические правила, отступает
от канонов жанра, насыщает поэму неожиданными метафорами и
сравнениями, живописует грандиозные фантастические картины и образы.
Барочные интонации, столь мощные и впечатляющие в «Потерянном рае», в
                                                                    36