Занятость населения и ее регулирование. Заяц О.В. - 51 стр.

       К уязвимым категориям с точки зрения занятости нередко относят лиц
предпенсионного и пенсионного возраста. Однако в переходных экономиках, включая
российскую, вероятность попадания в состав безработных для данных возрастных групп
относительно невелика. Так, в России безработица среди них была в последние годы на 2-
5 процентных пунктов ниже среднероссийских показателей. Таким образом, широко
распространенное представление, что риск попадания в ряды "лишних людей" особенно
велик для женщин предпенсионного возраста, не находит подтверждения. Если они и
подвергаются дискриминации на рынке труда, то, скорее всего, в иных формах —
меньшей оплаты или худших условий занятости.
       Что касается лиц активного возраста, то уровень безработицы среди этой группы
практически совпадал с общероссийским. Как известно, один из наиболее кризисных
секторов российской экономики — сельское хозяйство. Известно также, что многие
регионы с критической ситуацией на рынке труда (например, республики Северного
Кавказа) имеют по преимуществу аграрную ориентацию. Отсюда можно было бы
заключить, что в России должна была сформироваться масштабная сельская безработица.
Действительно, в пореформенный период "вклад" села в численность безработных вырос
почти в полтора раза: с менее чем 17% в 1992 году до более, чем 24% в 2000 году. Тем не
менее на протяжении всего переходного периода между уровнями безработицы сельского
и городского населения поддерживался примерный паритет — с той лишь разницей, что в
начале десятилетия немного "впереди" был город, тогда как в конце десятилетия — село.
Так, хотя в конце 2000 года сельская безработица превышала городскую, разрыв
составлял всего 2,0 процентных пункта.
       Чем может объясняться отсутствие сколько-нибудь значимых различий в
масштабах открытой безработицы между городом и селом несмотря, на, казалось бы,
глубоко кризисное состояние российского аграрного сектора? Во-первых,
амортизирующую роль играл интенсивный отток в экономическую не активность (у
сельского населения трудоспособного возраста темпы этого процесса были вдвое выше,
чем у городского). Во-вторых, в случае потери формального места работы сельским
жителям намного проще, чем городским, переходить к производству товаров и услуг в
домашних хозяйствах. В-третьих, аграрные предприятия были особенно склонны к
придерживанию избыточной рабочей силы. В-четвертых, цена сельского труда
находилась на предельно низкой, подчас почти нулевой отметке, что до известной степени
стабилизировало спрос на рабочую силу, позволяя избегать резких сокращений занятости
(заработная плата в аграрном секторе была одной из самых низких, а задержки в ее
выплате исчислялись месяцами, если не годами). Наконец, в условиях переходного
кризиса в сельскохозяйственном производстве наметился определенный сдвиг от
использования более капиталоемких к использованию более трудоемких технологий. Все
это тормозило потенциальный рост сельской безработицы.
       Парадоксально, но даже в регионах, где, казалось бы, следовало ожидать давления
аграрного перенаселения (например, в республиках Северного Кавказа), уровни
безработицы на селе и в городе оставались примерно одинаковыми. По-видимому,
сегодня на пути миграции сельских жителей в город уже не существует непреодолимых
барьеров. Часть избыточного аграрного населения рано или поздно передислоцируется в
город, способствуя выравниванию уровней сельской и городской безработицы.
       Интересно, что близость уровней сельской и городской безработицы сохраняется
почти на всем протяжении возрастной шкалы. Единственное исключение — самая
младшая группа 15-19 лет, для которой городская безработица оказывается на 10
процентных пунктов выше, чем сельская. Скорее всего, это отражает тенденцию к
участию сельской молодежи в производстве товаров и услуг для реализации в семейном
подсобном хозяйстве. Без учета этого фактора уровни безработицы в городе и на селе
практически сравниваются и для данной возрастной группы.