Основы творческой деятельности журналиста. Бобков А.К. - 15 стр.

донно. Вот и весь секрет успеха…» Для себя же Глумов ведет дневник:
«Всю желчь, которая будет накипать в душе, я буду сбывать в этот днев-
ник, а на устах останется только мед. Один, в ночной тиши, я буду вести
летопись людской пошлости. Эта рукопись не предназначается для публи-
ки, я один буду и автором и читателем». Понятно, что в ходе развития дей-
ствия дневник циничного карьериста становится достоянием публики, а
точнее тузов, и те узнают всю правду о себе и о Глумове. И такое начнет-
ся…
       Само понятие «дневник» предполагает, что у него – единственный
писатель и единственный читатель. Невозможно писать дневник для пуб-
лики. А если он пишется для публики (и такие дневники известны исто-
рии), то это уже литературное произведение. Продуманное, расчетливое.
Например, дневники братьев Гонкуров. И читаются они именно как лите-
ратурное произведение, а не как личные записи.
       Наш современник, известный журналист Ярослав Голованов писал
дневник для себя. Но наступил момент в нашей истории, когда стало воз-
можным пускать в печать самые откровенные записи, не ограничивая себя
ничем. И он стал публиковать его в «Комсомольской правде». И тогда
один из его именитых друзей с укоризной заметил, что есть вещи, которые
имеют право на публикацию, только «когда помрем и персонажи наши
помрут». Потому что есть записи, независимо от намерений автора, обид-
ные, оскорбительные для тех, о ком они сделаны.
       Голованов никого обидеть – и тем более оскорбить – не хотел. Хотя
в дневнике характеристики некоторых людей (живущий, чувствующих,
способных на обиду) жесткие. Но он не посчитал нужным что-то коррек-
тировать, пропустить через самоцензуру, когда готовил их к печати. И кое-
кто из персонажей действительно впал в обиду.
       И в то же время Голованов сам поражался, как в опубликованных
другими людьми дневниках их авторы жестко отзываются об окружаю-
щих. Своим литературным учителем Голованов считал Юрия Нагибина.
Высокого был о нем мнения. Но сделал такую приписку к записи о кончи-
не писателя: «После смерти Юрия Марковича вышли книги, которые про-
извели на меня гнетущее впечатление. В своих дневниках он предстает пе-
ред читателями как злой и жестокий человек. Могу только сказать, что та-
ким я его не знал».
       Нагибин и правда в дневниках предельно откровенен. И беспощаден.
Прежде всего к самому себе. Он трезво оценивал свое место в литературе.
Об этом свидетельствует и Голованов: «Я спросил его, почему он не воз-
главит некий клуб писателей-рассказчиков, не станет лидером новой лите-
ратурной школы». «Да о чем ты говоришь?! Юра Казаков! Чему я могу
научить его?!»
       Беспощаден Нагибин к народу. Запись от 7 апреля 1982 года: «Выра-
ботался новый тип человека… Это сплав душнейшего мещанства, лицеме-
рия, ханжества, ненависти к равным, презрения к низшим и раболепства

                                   15