Русская литература XX века. Ч.2. Тексты и задания к практическим занятиям. Житенев А.А. - 12 стр.

пальто?» – спросила бортпроводница. Он посмотрел на неё и обомлéл. Она     пальцы и улыбнýлась. «Вы не очень-то сдéржанный товарищ». «Мáлость
улыбалась. Над ним склонилось её улыбáющееся лицо и волосы, тёмные,        есть», – сокрушённо сказал он.
нет, не чёрные, тёмные, похóжие на мех, похожие неизвéстно на что – на           Потом Таня начала разносить обед. Она и Валерию подалá поднóс и
все сокрóвища мира. Пальцы её прикоснýлись к овчине его тулýпа, таких      искоса взглянýла на него. «А где вы проживáете, Таня?» – спросил он. «В
не бывает пальцев. Нет, всё это бывает в журнальчиках, а значит, и не       Москве», – ответила она и ушла. Кирпиченко ел, и ему всё казалось, что у
только в них, но не бывает так, чтоб было и всё это, и такая улыбка, и      него и бифштéкс потóлще, чем у других, и яблоко покрупнéе, и хлеба ему
голос самой первой женщины на земле – такого не бывает.                     она дала больше. Потом она принесла чай. «Значит, москвичка?» – опять
      Внизу, очень далеко, проплывáла каменная безжизненная страна.        спросил он. «Агá», – шýстренько так ответила она и ушла.
Кирпиченко даже вздрóгнул, предстáвив себе, как в этом ледянóм                   Но, ей-богу, не вечно же длятся такие полёты. И сверху, с таких
пространстве над жестокой и пустынной землёй плывёт металлическая          высот, самолёт имеет свойство снижáться. И кончáются смéны, и вам
сигáра, полная человеческого тепла, вéжливости, папирóсного дыма,           возвращáют пальтó, и тоненькие пальчики несут ваш тулýп, и глаза
глухóго гóвора и смеха, шуточек таких, что оторвú да брось,                 блуждáют где-то не здесь, и всё мéдленно пропадáет, и всё станóвится
минерáльной воды, и он сидит здесь и кýрит, а где-то в хвостé, а может      плóским, как журнáльная страница. Всё ещё не понимая, что же это
быть, в середине разгýливает женщина, каких на самом деле не бывает, до     происхóдит с ним, Кирпиченко вместе с морячком вышел из самолёта,
каких тебе далеко, как до Луны.                                             спустился по трáпу и сел в автобус.
      Он стал думать о своей жизни и вспоминáть. Он никогда раньше не            На следующий день они купили билеты: Кирпиченко на Áдлер,
вспоминал. Разве, если к слову придётся, расскажет какую-нибудь бáйку. А    морячок на Одéссу. Позавтракали. Кирпиченко купил в киóске книгу
сейчас вдруг подумал: «В четвёртый раз через всю страну качý и впервые      Чехова и журнал «Новый мир». Весь день Кирпиченко слонялся по
за свой счёт. Потéха!».                                                     аэропóрту, но Тани не увидел. Вечером он проводил морячка в Одессу,
      До этого всё были казённые перевóзки. В 39-м, когда Валерий был       потом проводил его девушку в общежитие, вернулся в аэропорт, пошёл в
ещё очень маленьким пацáнчиком, весь их колхóз вдруг изъявúл желáние        кассу и взял билет на самолёт-гигант ТУ-114, вылетающий рейсом 910
переселúться из Ставропóлья в дальневостóчное Примóрье. Мать умерла в       Москва – Хабаровск.
войну, отец в 45-м на Курилах пал смертью храбрых. В детдóме Валерий            В самолёте всё было по-прежнему: объявления на двух языках и
кончил семилéтку, потом ФЗО, работал в шáхте, «давал стране угля –          прочий комфóрт, но Тани не оказалось. Там был другой экипáж. Там были
мелкого, но много». В 50-м году пошёл на действúтельную, опять его          девушки, очень похожие на Таню, но все они не были первыми, Таня была
повезли через всю страну, на этот раз в Прибáлтику. В армии он освóил      первой, это после неё пошла вся эта порóда, серийное произвóдство, так
шофёрскую специальность и после демобилизáции подáлся с дружкóм в           сказать.
Новороссийск. Через год его забрáли. Какая-то свóлочь спёрла запчáсти из        Утром Кирпиченко оказался в Хабаровске и через час снова вылетел в
гаражá, но там долго не разбирáлись, посадили его как «лицо материально    Москву, уже на другом самолёте. Но и там Тани не было. Всего он
отвéтственное». Дали три года и повезли на Сахалин. В лагере он был        продéлал семь рейсов туда и семь обратно. Он знал в лицо уже почти всех
полтора года, освободúли по зачётам, а потом и судúмость сняли. С этого     проводниц на этой линии и кое-кого из пилóтов. Он боялся, как бы и они
времени он работал в леспромхóзе. Работа ему нравилась, денег платили       его не запомнили. Он боялся, чтобы его не приняли за шпиóна. Он менял
много. Жил он в общежитии. Друзей у него не было, а «корешкóв» полнó.       костюмы. Рейс делал в синем, другой в коричневом, третий в сером. Тани
Его побáивались: он недóлго думал перед тем, как засветúть фонáрь. На       всё не было. Было яростное высóтное солнце, восходы и закаты над
работе же он был передовикóм, технику любил и вспоминáл свои машины,        снежной óблачной пустыней. Была Луна, она казалась близкой. Она и в
как другие вспоминáют друзей.                                               самом деле была недалекó.
      Он встал и пошёл её искать. Куда она подевáлась? В самом деле, у           Одно время он сбился во времени и пространстве, перестал
пассажиров гóрло пересóхло, а она стоит и трéплется по-английски с          переводить часы, Хабаровск казался ему пригородом Москвы, а Москва –
каким-то капиталистом. «Как вас звать?» – спросил он с тем чувством,       новым районом Хабаровска.
которое бывало у него каждый раз после перевáла – и страшно, и всё               Он очень много читал. Никогда в жизни он не читал столько. Никогда
позади. «Татьяна Викторовна, – ответила она. – Таня». «А меня, значит,      в жизни он столько не думал. Никогда в жизни он не плакал. Никогда в
Кирпиченко Валерий», – сказал он и протянýл руку. Она подалá ему свои       жизни он так первоклáссно не отдыхал. В Москве начиналась весна. За

                                   23                                                                          24