Основы теории литературы. Кройчик Л.Е - 86 стр.

хлынет такая радость, что хочется улететь под облака и там молиться богу, а то вдруг
вспомнится, что в августе придется расставаться с родным гнездом и оставлять отца, или,
бог весть откуда, придет мысль, что она ничтожна, мелка и недостойна такого великого
человека, как Коврин,— и она уходит к себе, запирается на ключ и горько плачет в про-
должение нескольких часов. Когда бывают гости, вдруг ей покажется, что Коврин не-
обыкновенно красив и что в него влюблены все женщины и завидуют ей, и душа ее напол-
няется восторгом и гордостью, как будто она победила весь свет, но стоит ему приветливо
улыбнуться какой-нибудь барышне, как она уж дрожит от ревности, уходит к себе — и
опять слезы. Эти новые ощущения завладели ею совершенно, она помогала отцу маши-
нально и не замечала ни персиков, ни гусениц, ни рабочих, ни того, как быстро бежало
время.
         С Егором Семенычем происходило почти то же самое. Он работал с утра до ночи,
все спешил куда-то, выходил из себя, раздражался, но все это в каком-то волшебном по-
лусне. В нем уже сидело как будто бы два человека: один был настоящий Егор Семеныч,
который, слушая садовника Ивана Карлыча, докладывавшего ему о беспорядках, возму-
щался и в отчаянии хватал себя за голову, и другой, не настоящий, точно полупьяный, ко-
торый вдруг на полуслове прерывал деловой разговор, трогал садовника за плечо и начи-
нал бормотать:
         — Что ни говори, а кровь много значит. Его мать была удивительная, благород-
нейшая, умнейшая женщина. Было наслаждением смотреть на ее доброе, ясное, чистое
лицо, как у ангела. Она прекрасно рисовала, писала стихи, говорила на пяти иностранных
языках, пела... Бедняжка, царство ей небесное, скончалась от чахотки.
         Не настоящий Егор Семеныч вздыхал и, помолчав, продолжал:
         — Когда он был мальчиком и рос у меня, то у него было такое же ангельское лицо,
ясное и доброе. У него и взгляд, и движения, и разговор нежны и изящны, как у матери. А
ум? Он всегда поражал нас своим умом. Да и то сказать, недаром он магистр! Недаром! А
погоди. Иван Карлыч, каков он будет лет через десять! Рукой не достанешь!
         Но тут настоящий Егор Семеныч, спохватившись, делал страшное лицо, хватал се-
бя за голову и кричал:
         — Черти! Пересквернили, перепоганили, перемерзили! Пропал сад! Погиб сад!
         А Коврин работал с прежним усердием и не замечал сутолоки. Любовь только под-
лила масла в огонь. После каждого свидания с Таней он, счастливый, восторженный, шел
к себе и с тою же страстностью, с какою он только что целовал Таню и объяснялся ей в
любви, орался за книгу или за свою рукопись. То, что говорил черный монах об избранни-