Основы теории литературы. Кройчик Л.Е - 88 стр.

UptoLike

Составители: 

Известность не улыбается тебе . Что лестного , или забавного , или поучительного
в том, что твое имя вырежут на могильном памятнике и потом время сотрет эту надпись
вместе с позолотой? Да и, к счастью, вас слишком много , чтобы слабая человеческая па-
мять могла удержать ваши имена.
Понятно , согласился Коврин. Да и зачем их помнить ? Но давай поговорим
о чем-нибудь другом. Например, о счастье . Что такое счастье ?
Когда часы били пять , он сидел на кровати , свесив ноги на ковер, и говорил , обра-
щаясь к монаху:
В древности один счастливый человек s конце концов испугался своего счастья
так оно было велико! и, чтобы умилостивить богов, принес им в жертв у свой люби -
мый перстень. Знаешь? И меня, как Поликрата , начинает немножко беспокоить мое сча-
стье . Мне кажется странным, что от утра до ночи я испытываю одну только радость , она
наполняет всего меня и заглушает все остальные чувства. Я не знаю, что такое грусть , пе-
чаль или скука. Вот я не сплю, у меня бессонница, но мне не скучно . Серьезно говорю: я
начинаю недоумевать .
Но почему? изумился монах. Разве радость сверхъестественное чувство?
Разве она не должна быть нормальным состоянием человека? Чем выше человек по умст-
венному и нравственному развитию, чем он свободна, тем большее удовольствие достав -
ляет ему жизнь. Сократ, Диоген и Марк Аврелий испытывали радость , а не печаль. И апо-
стол говорит: постоянно радуйтеся. Радуйся же и будь счастлив .
А вдруг прогневаются боги ? - пошутил Коврин и засмеялся. Если они от-
нимут у меня комфорт и заставят меня зябнуть и голодать , то это едва ли придется мне по
вкусу.
Таня между тем проснулась и с изумлением и ужа-ом смотрела на мужа. Он гово-
рил , обращаясь к креслу, жестикулировал и смеялся: глаза его блестели и в смехе было
что - то странное.
Андрюша, с кем ты говоришь? спросила она, хватая его за руку, которую он
протянул к монаху. Андрюша! С кем?
А ? С кем?смутился Коврин.Вот с ним... Вот он сидит, сказал он, указывая
на черного монаха.
Никого здесь нет... никого ! Андрюша, ты болен! Таня обняла мужа и прижалась
к нему, как бы защищая его от видений, и закрыла ему глаза рукой.
Ты болен! зарыдала она, дрожа всем телом. Прости меня, милый, дорогой,
но я давно уже заметила, что душа у тебя расстроена чем-то ... Ты психически болен, Анд -
         — Известность не улыбается тебе. Что лестного, или забавного, или поучительного
в том, что твое имя вырежут на могильном памятнике и потом время сотрет эту надпись
вместе с позолотой? Да и, к счастью, вас слишком много, чтобы слабая человеческая па-
мять могла удержать ваши имена.
         — Понятно,— согласился Коврин.— Да и зачем их помнить? Но давай поговорим
о чем-нибудь другом. Например, о счастье. Что такое счастье?
         Когда часы били пять, он сидел на кровати, свесив ноги на ковер, и говорил, обра-
щаясь к монаху:
         — В древности один счастливый человек s конце концов испугался своего счастья
— так оно было велико! — и, чтобы умилостивить богов, принес им в жертву свой люби-
мый перстень. Знаешь? И меня, как Поликрата, начинает немножко беспокоить мое сча-
стье. Мне кажется странным, что от утра до ночи я испытываю одну только радость, она
наполняет всего меня и заглушает все остальные чувства. Я не знаю, что такое грусть, пе-
чаль или скука. Вот я не сплю, у меня бессонница, но мне не скучно. Серьезно говорю: я
начинаю недоумевать.
         — Но почему? — изумился монах. — Разве радость сверхъестественное чувство?
Разве она не должна быть нормальным состоянием человека? Чем выше человек по умст-
венному и нравственному развитию, чем он свободна, тем большее удовольствие достав-
ляет ему жизнь. Сократ, Диоген и Марк Аврелий испытывали радость, а не печаль. И апо-
стол говорит: постоянно радуйтеся. Радуйся же и будь счастлив.
         — А вдруг прогневаются боги? —- пошутил Коврин и засмеялся. — Если они от-
нимут у меня комфорт и заставят меня зябнуть и голодать, то это едва ли придется мне по
вкусу.
         Таня между тем проснулась и с изумлением и ужа-ом смотрела на мужа. Он гово-
рил, обращаясь к креслу, жестикулировал и смеялся: глаза его блестели и в смехе было
что-то странное.
         — Андрюша, с кем ты говоришь? — спросила она, хватая его за руку, которую он
протянул к монаху.— Андрюша! С кем?
         — А? С кем?—смутился Коврин.—Вот с ним... Вот он сидит,— сказал он, указывая
на черного монаха.
         — Никого здесь нет... никого! Андрюша, ты болен! Таня обняла мужа и прижалась
к нему, как бы защищая его от видений, и закрыла ему глаза рукой.
         — Ты болен! — зарыдала она, дрожа всем телом. — Прости меня, милый, дорогой,
но я давно уже заметила, что душа у тебя расстроена чем-то... Ты психически болен, Анд-