ВУЗ:
Составители:
101
Тем не менее, его, выживающего, в родной деревне с некоторых пор начали недолюб-
ливать. Просят, чтобы он огород вскопал на своем тракторе, как повелось, «за два пузыря».
А он от водки отказывается, говорит, что ему хозяйство надо расширять, и поэтому платить
нужно живой деньгой.
– Кулак он какой-то стал после этой программы, – раздраженно говорят деревенские
про отца четверых детей. – Кулак-малоимущий.
– Если я не пью, зачем мне водка? – недоумевает Игорь. – Я им сказал: это стоит
500 рублей. Они говорят: дорого. Но я же все посчитал. Солярка плюс затраченное время
плюс работа. Когда же отойдет это поколение бутылочников!
А это самое поколение за глаза зовет его куркулем, но за помощью идет именно
к нему, потому что больше некуда. Музыченко ведь не все измеряет деньгами – если видит,
что кому-то на самом деле приспичило, помогает даром. Перевезти сено, к примеру.
Он перевозит и предлагает: «Вступайте, как я, в программу». Но еще никто не откликнулся,
говорят – страшно.
– Чего страшно-то?
– Как чего? Работать надо.
Деревня Озерное так названа неспроста. Вокруг – больше десятка озер. Некоторые
глубиной метров до тридцати. Говорят, выплывешь на середину и видно, как по дну рыба
ходит.
– Если не здесь жить, тогда где? – спрашивает Игорь Музыченко, как будто изумляясь
своему географическому открытию.
У него и его жены есть паевые доли, вместе примерно 14 гектаров. Но эти гектары ок-
ружены участками соседей. «На хутор выходить надо, в деревне не развернуться», – убежден
Музыченко. Ему бы переоформить паи в собственность и обменять на землю, что подальше.
Но это – бумажная волокита, долгая и дорогая: 12 тысяч рублей за пай.
– Программа для нас – хорошая помощь, толчок к развитию. Но денег мало. Дали
бы сразу побольше. Пусть даже кредитом, под скромные проценты. И чтобы года два
не гасить, – мечтает Игорь. – Хочу, чтобы моя скотина без оглядки ходила.
Он все уже рассчитал до копейки и до квадратного метра: где ферму поставить, где
пруд с карасями вырыть.
– Если у меня все сейчас отнять, я к осени опять поднимусь, все равно вывернусь, –
говорит он с вызовом.
Вывернутся ли другие – большой вопрос. Таких, как Музыченко, в Озерном больше
нет. Как изящно выразилась продавщица здешнего сельмага, «голья в деревне всегда больше,
чем людей».
С Николаем Громоздовым, начальником управления социальной защиты населения,
у нас завязывается разговор о природе бедности. Николай Алексеевич щедр на жизненные
примеры.
– Вы не представляете, сколько людей ко мне обращаются за материальной помощью.
Как на работу, на прием ходят. Вроде, здоровые, руки-ноги есть, а сами заработать не могут.
Денег на еду просят. Мы этих хронических так и называем – «просилки».
– И даете?
– Даем. А что делать?
Потом речь заходит о международном опыте. Вот, мол, в Европе, особенно
в Скандинавии, принято относиться к бедности, как к венерическому заболеванию –
предупредительно и осторожно. Иначе говоря, какой русский не хочет стать норвежским
безработным. А в
США так: хочешь – работай, не хочешь – живи под Бруклинским мостом
и укрывайся на ночь «Вашингтон пост», рано или поздно сам сгинешь.
– Вам какая модель больше нравится?
– Американская, – твердо отвечает начальник районной соцзащиты и достает
из тумбочки освежитель воздуха. Поясняет, что после «просилок» приходится в кабинете
разбрызгивать, чтобы не задохнуться от
смрада (Это как же надо ненавидеть свой народ?)
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- …
- следующая ›
- последняя »
