ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
Далее к дьякону приходит убежденность в том, что необходимо трудиться на том месте, на ко-
торое поставил тебя Бог и не стремиться при этом занять чужое: "И он довольно ярко и живо
представлял себя каменщиком, плотником, машинистом, капитаном парохода, нотариусом, ми-
ровым судьей, директором гимназии, бетонщиком, кровельщиком, (...) Однако, последовательно
переходя от одного вида труда к другому, он очень ясно увидел то простое, что как-то ускользало
от него раньше, – что не только художником, бондарем, директором банка или шофером, даже по-
рядочным мужиком не может быть, он, дьякон, как ни один порядочный мужик не может быть
сразу дьяконом, таким опытным и знающим все церковные службы, как он" [Там же, 176].
Картина "Тайная вечеря", воспринятая героем как живая икона, как бы сняла пелену с глаз,
открыв красоту заоконного пейзажа – и произошло чудо: в сознании и в сердце возникло духов-
ное единение со страной: "Эх, сила какая земля наша!.. (...) Эх, красота!" ... (...) теперь он весь был
полон того подъема, какой переживал когда-то, вкладывая в свою музыку псалом. "Ррооссиия!
Сидел-бы целый день, нажимая педаль фисгармонии, и расцвечивал-бы аккордами это слово!..
Но слово это хорошо было только для музыки, а для обихода все хотелось переделать его просто-
народно: Расея!.. Расеюшка!.. Так выходило сердечнее совсем по родному, точно больную мать
ласкаешь, и теперь именно это подходило бы к разоренной, раненой в самое сердце стране. Была
щемящая жалость: Расеюшка! Эх, родная! – и почему-то хотелось плакать" [Там же, 178].
Одновременно пришла и уверенность, что страна, переболев, обретет силы и возродится, при-
чем, говоря о России, дьякон уже вроде бы говорил о себе самом: "Ничего справится! – утешал
себя дьякон. –
Даже не знал, живя здесь пятнадцать лет в этих татарских горах у моря, что такая дорогая она
для него – Расеюшка, как не знает человек о воздухе, которым дышит, что это – самое нужное для
него изо всего решительно что есть на земле, что если оторвать его от воздуха на минуту только, –
он погибнет" [Там же, 178]. Думается, что здесь голос героя во всей полноте слился с авторским.
Боль за Россию и одновременно великая, тихая, не оглушительная любовь к ней запечатлена
Сергеевым-Ценским как бы "мотивированно" – в виде привычного уже пейзажа, рожденного в во-
ображении дьякона, но знакомого, однако, читателю (сон Матийцева): "Опять представился белго-
родский большак в полях, белые церковки со всех сторон горизонта, шестикрылые ветряки, точно
полевые серафимы... " [Там же, 179]. Одновременно пришло покаяние: "–... и странная мысль
явилась: – Как же я смел веселым быть, когда она раненая была, – Расея? Как мог я быть беспеч-
ный?.. Вот почему меня в голову долбануло: чтобы я это понял и почувствовал: как могу я быть
здоров и беспечен, ежели Россия больна?!" [Там же, 179].
Мысль Сергеева-Ценского, несомненно, сводится к очень важному выводу как для повести,
так и для всей эпопеи в целом: пока человек не осознает неразрывного единства со своей родиной,
пока не почувствует необходимости своего личного участия в ее судьбе, не шумного, крикливого,
истеричного, разрушительного, а тихого, незаметно-буднич-ного созидательного, страна не изле-
чится, не возродится, а это значит, что Бог не пошлет благодать.
Оценил дьякон Никандр значение и могучую силу веры: "Вот почему надо мною чудо случи-
лось: чтобы сам я верил и других бы учил верить, что будет им лучше. Если же людям говорить,
что хуже им будет, – это все равно, что ходить возле них с винтовкой и то одного к стенке, то дру-
гого – к стенке, то третьего... Веру в человеке убить –
все равно, что самого себя убить"... Очевидна парафраза с письмом Сергеева-Ценского к Горько-
му, написанным в это время: "Для устрашения населения прохаживались босоногие и безрубахие
мальчишки с винтовками...".
Пришло желание помолиться от глубины сердца: "Перед картиной, которую он привык с
детства называть иконой, так как видел ее над царскими вратами во всех церквах, он стал на ко-
лени и в первый раз за очень долгое время до чуда и за все время после чуда грозного дьякон мо-
лился искренне и долго, как ребенок (...), с большим выражением, сам вдумываясь иногда впер-
вые за всю свою жизнь в каждое слово молитв, и молитвы эти показались ему сложенными не-
обыкновенно мудрыми людьми" [Там же, 182].
Важна и функция бытовых деталей. Писатель подчеркивает настойчивое желание своего ге-
роя испить воды. Он уже не был подвластен искушению попробовать какое-либо вино, к чему
был пристрастен так недавно. Если вспомнить для сравнения похождения Раскольникова, ли-
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- …
- следующая ›
- последняя »
