История русского библиофильства. Рассадин А.П. - 36 стр.

UptoLike

Составители: 

35
получивших широкий общественный отклик в последнее время. Основные тру-
ды: «Под знаменем бунта» (М.,1985) – молодежном движении на Западе в 60–
70 гг.; «Оборванная нить»// Новый Мир, 1988, 8 – О «крестьянской цивили-
зации» в России; «Посвящение в небытие»//Новый Мир, 1989, 8; «Крест над
Россией»// Москва, 1995, 8–12; ряд статей в журнале «Новое Время» по во-
просам межнациональных отношений. Живет в Москве.
Из письма составителю «Заветного Списка» М. Пряхину:
«Вспоминая свойкруг чтения до, примерно, десятилетнего возраста или
чуть большегоно не выходя за пределы отрочества, – до сих пор удивляюсь, с
какой определенностью сказались уже тогда склонности души, которым сужде-
но было стать пожизненными. Удивляюсь также
и тому, в какой мере, несмотря
на нередко случайный набор книг (моечитающее детство” – это война и по-
слевоенные годы) растущий ум ухитрялся выбирать себе из них нужное ему
как растущее тело из любой пищи усваивает необходимые ему элементы. У ме-
ня, во всяком случае, было так, и полагаюне только
у меня: думаю, это более
или менее общий закон душевного роста.
Так что же, в самых ранних воспоминаниях, брезжит как это безусловно не-
обходимое, что поразило и потому запомнилось более всего? То, что облекало в
образы и слова самые крупные, вечные вопросы бытия: жизнь и смерть, про-
странство и время,
способность человеческой души накапливатьтонкий мир
в форме воспоминанийпервое прикосновение к идее бессмертия. Опираясь на
этот свой опыт, а потом и на опыт воспитания собственного ребенка, я пришла
к твердому убеждению: детству, как хлеб, вода и воздух, необходимы фольк-
лор, эпос, мифы, легендыдетский ум открыт к ним гораздо глубже
, скажу да-
же мощнее, нежели ум взрослого человека. И думаю, что в этом приобщении к
грандиозному миру фольклора и мифа, несомненно, есть черты инициации. Вот
почему невстречаувы, сейчас все более частая с этим миром есть утратила
для души трудновосполнимая.
Вот одно из первых моих воспоминаний. Сибирь, глухая деревня
в снегах,
война, эвакуация, мать у печного огня (нет керосина) читает нам русские сказ-
ки, и одна из них потрясает пронзительно: о медведе на липовой ноге, на бере-
зовой клюке. Дремучая древность откровения ночи, смерти, судьбы из того же
времени, того же возраста и о том жебылина о смерти Святогора
, но в ней,
кроме прикосновения к смерти, было и прикосновение к героическомуто, что
подготавливает ум и душу к восприятию героического.
И еще о мифах: на золотой полке моего детства одно из главных мест занял
КунЧто рассказывали древние греки о своих богах и героях”. Несомненным
фаворитом былоЗолотое руно”,
где, однако, больше всех приключений меня
волновал конец: Язон, забытый всеми, изгнанный, гибнет под обрушившейся на
него кормой одряхлевшего и тоже уже никому не нужногоАрго”. Неизречен-
ное переживание бренности, смертности мира, человеческого удела, преодоле-
ваемого усилиями герояСизифа.