Историография отечественной истории (IX - начало XX вв.). Сидоренко О.В. - 19 стр.

В результате примитизировалось само мышление писателей и вообще людей того времени,
им отказывали даже в способности логически мыслить.
       Если бы требовались доказательства несостоятельности такого самообольщения, то
достаточно было бы указать на «Слово о Законе и Благодати» митрополита киевского
Илариона: немного и в современной литературе найдется «слов» столь безупречно логически
выстроенных. И если Нестору приписывают явные противоречия привлечением летописных
текстов, то в этом не его вина.
       Поскольку «проблема Нестора» — это понимание самого характера древнерусской
письменности и идеологии, понимание истоков культуры и традиций, необходимо задержать
внимание на тех сочинениях, где имя Нестора упоминается. Как было сказано, имя это есть в
Хлебниковском списке Ипатьевской летописи. В самом Ипатьевском списке летопись
приписывается анонимному черноризцу Печерского монастыря. Татищев знал еще два
списка, в которых упоминалось имя Нестора, в одном из них сохранялась и запись
Сильвестра. Нестора-летописца называет также Патерик Печерского монастыря, причем
особое внимание имени уделяется в редакциях середины XV в., когда в Северо-восточной
Руси напоминали об идеологическом сподвижнике Владимира Мономаха Сильвестре. Но
Патерик имел в виду другую летопись и другого Нестора, что в середине XV в., видимо, уже
не осознавалось.
       Нестор-агиограф называет себя в обоих сочинениях, причем в «Житии Феодосия» и в
начале, и в конце. В «Повести временных лет» есть сюжеты этих произведений, и в ряде
случаев летописец называет себя «учеником Феодосия». Именно данные тексты обычно
увязываются с именем Нестора. Однако биографические сведения из жития противоречат
такому допущению. «Ученик Феодосия» пришел в Печерский монастырь 17 лет от роду, был
пострижен Феодосием, знал многих современников игумена лично. Нестор же «о блаженемь
и велицемь отци нашемь Феодосии оспытовая слышах от древьниих... отець, бывших в то
время». Принят же он был в монастырь игуменом Стефаном, «и яко же от того острижен быв
и мьнишьскыя одежа съподоблен, паки же и на дияконьскый сан от него изведен сый».
       Очевидно, Нестор был моложе «ученика Феодосия», которому в «Повести временных
лет» принадлежит ряд больших текстов за вторую половину XI и начала XII в., в частности
тексты, связанные с начальной историей Печерского монастыря (притязания Сильвестра в
данном случае были бы вполне оправданы). Нестор же писал свои жития явно позднее.
Многое уже стерлось в памяти, и потому изложение как бы расплывается в пространстве и
времени. У Нестора почти нет имен и дат, он не употреблял «индиктов», не пользовался для
определения времени понятием «час». Он называет всего двух свидетелей времени Феодосия
по именам: бывшего келаря Федора и монаха Илариона, и оба упомянуты в прошедшем
времени. И писал он, судя по всему, не только много лет спустя после событий, но и за
пределами Киева: в стольном граде наверняка нашлись бы свидетели и полвека спустя после
кончины (в 1074 г.) Феодосия.
       Видимо, не был знаком Нестор и с текстом «Повести временных лет». Оба сюжета его
сочинений обстоятельно изложены и в «Повести временных лет». И различия касаются не
только стиля и языка, но и основного содержания. Сами эти различия представляют чисто
историографический интерес: как одни и те же события воспринимались в разных местах и
разными авторами.
       Сопоставление текстов житий и летописи показывает, что Нестор-агиограф не только
не был автором или редактором «Повести временных лет», но и не был знаком с этой
летописью. В самом Печерском монастыре он находился, видимо, недолго. Похоже, что он
ушел оттуда во Владимир Волынский либо вместе со Стефаном, либо вслед за ним. Лишь у
Нестора, в частности, упоминается монастырь под Владимиром, называвшийся не без
претензий «Святой горой» («Святой горой» называли монастыри на Афоне).




                                           19