ВУЗ:
Составители:
меры против искривлений партлинии, мы имели бы теперь широкую волну повстанческих крестьянских выступлений,
добрая половина наших «низовых» работников была бы перебита крестьянами, был бы сорван сев, было бы подорвано
колхозное строительство и было бы поставлено под угрозу наше внутреннее и внешнее положение». По существу, речь шла
не об угрозе, а о начале крестьянской войны против насильственной коллективизации, против партии и Советской власти.
Реакция режима, у которого почва заколебалась под ногами, на этот раз была стремительной и результативной.
Грубейшие «ошибки и искривления», допущенные якобы только местными работниками вопреки «правильной линии партии»,
были тотчас же признаны, меры по их исправлению приняты и в той или иной степени реализованы. Их первый результат –
массовые выходы крестьян из ненавистных колхозов, резкое снижение уровня коллективизации (в том числе и за счёт
«бумажных колхозов») к концу лета 1930 года почти на 2/3 (по СССР до 21,4%, по РСФСР до 19,9%)
.
А затем наступило
кратковременное «затишье», своеобразная стабилизация, когда «низы» добровольно не хотели возвращаться в колхозы, а
тем более создавать новые, а растерявшиеся «верхи» на местах не решались начинать новое наступление на крестьян.
Сталина и его окружение, разумеется, не устраивали ни спад, ни застой коллективизации, ни отказ местных
руководителей от её дальнейшего подталкивания. Уже в сентябре 1930 года ЦК ВКП(б) направил всем крайкомам, обкомам
ЦК компартий республик директивное письмо «О коллективизации», в котором резко осуждалось пассивное отношение к
«новому приливу» в колхозы со стороны партийных организаций. Им предлагалось развернуть политическую и
организационную работу среди крестьянства с тем, чтобы «добиться мощного подъёма колхозного движения». Это письмо в
конце сентября – начале октября 1930 года обсуждалось в обкомах и крайкомах партии и было принято «к неуклонному
руководству и исполнению». Подкреплением этой директивы явилось утверждение декабрьским (1930 года) Пленумом ЦК и
ЦКК ВКП(б), а затем третьей сессией ЦИК СССР (январь 1931 года) жёстких заданий («контрольных цифр») по
коллективизации на 1931 год для всех регионов страны. Речь шла о «полной возможности» коллективизировать в течение
года «не менее половины» всех крестьянских хозяйств, а по главным зерновым районам – не менее 80%, что означало для
них «завершение в основном сплошной коллективизации и ликвидацию кулачества как класса».
Установление таких сроков для крестьянских хозяйств огромной страны, а тем более придание им силы закона само по
себе означало грубое попрание таких элементарных принципов кооперирования, как постепенность этого процесса, строгая
добровольность вступления в кооперативы. Более того, в марте 1931 года Сталин в специальной телеграмме местным
партийным организациям «разъяснил», что им «не только не возбраняется, но, наоборот, рекомендуется перевыполнять
задание по коллективизации». Таким образом, курс на её всемерное форсирование продолжался: подготавливалось новое
наступление на крестьянство.
Однако боязнь повторения «грозной весны» 1930 года заставила правящую верхушку маневрировать. Стало очевидно,
что одного насилия недостаточно, необходимы и меры, в той или иной мере стимулирующие вступление крестьян в колхозы.
К их числу можно отнести широко разрекламированную программу строительства новых МТС, «твёрдые» обещания
упорядочить организацию и оплату труда в колхозах, гарантировать колхознику ведение в определённых размерах личного
подсобного хозяйства и др. В то же время насильственные методы продолжали оставаться главными, решающими. Среди
них – продолжение антикрестьянской политики «ликвидации кулачества как класса», в осуществлении которой начался
«новый этап», отнюдь не случайно совпавший с «новым подъёмом» коллективизации.
Переход к политике «ликвидации кулачества как класса» был провозглашён Сталиным ещё в ноябре 1929 года в речи
на конференции аграрников-марксистов, объявившим о «настоящем наступлении на кулачество». К этому времени, в
преддверии сплошной коллективизации, 21 мая 1929 года СНК СССР определил признаки кулацких хозяйств, достаточно
расплывчатые и неопределённые, которые затем были несколько уточнены при разработке закона о едином
сельскохозяйственном налоге на 1930 год. Политика ликвидации кулачества, наиболее активно проводившаяся в начале 1930
года, привела к тому, что большинство кулацких хозяйств (если даже исходить из признаков, установленных в
постановлении СНК) прекратили своё существование.
По указанию правительства Наркомфин СССР и его органы на местах устанавливали численность и удельный вес
крестьянских хозяйств, подлежащих «индивидуальному обложению» (т.е. кулацких). В 1930–1931 годах было дано указание
районам, не завершившим сплошную коллективизацию, выявить не менее 3% таких хозяйств (постановление ЦИК и СНК
СССР от 23 декабря 1930 года). При этом преследовались две цели – полностью или даже с превышением выполнить план
по индивидуальному обложению; ещё раз «нажать» на единоличника, под угрозой раскулачивания загнать его в колхоз.
С мест в центральные органы непрерывно поступали жалобы от крестьян на то, что финансовые органы к числу
кулацких относили многие середняцкие и даже бедняцкие хозяйства. Основанием для индивидуального обложения, как
отмечалось в письмах, служило наличие в хозяйстве ручной молотилки, сепаратора, даже продажа ими на рынке продукции,
произведённой в личном подсобном хозяйстве.
Осенью 1930 года возобновилось выселение раскулаченных крестьян. Общее руководство и контроль осуществляла
комиссия во главе с заместителем председателя СНК А.А. Андреевым. В целом по стране, по подсчётам специальных
комиссий ЦКК ВКП(б), на протяжении 1930 года было раскулачено и выслано в отдалённые районы страны 115 231
крестьянская семья, в 1931 году – 265 795, а всего за два года – 381 026 семей.
Основная часть спецпереселенцев направлялась в малонаселённые, часто почти непригодные для жизни районы. Как
указывалось в записке председателя ОГПУ Г.Г. Ягоды Сталину, к январю 1932 года в этих районах было расселено около 1,4
миллиона человек, в том числе на Урале – 540 тысяч, в Сибири – 375 тысяч, в Казахстане – более 190 тысяч, в Северном крае
– свыше 130 тысяч. Большинство из них работало на лесоповале, в горнодобывающей промышленности, меньшая часть
использовалась в сельском хозяйстве.
Политика ликвидации кулачества как класса являлась важнейшим фактором осуществления сплошной
коллективизации. Причём проводилась она не на основе сплошной коллективизации, как утверждал Сталин, а значительно
опережала её, стимулируя последнюю экономически (передача колхозам или даже отдельным бедняцко-середняцким
хозяйствам средств производства и имущества раскулаченных) и психологически (фактор «последнего предупреждения» и
устрашения единоличников). К тому же термин «раскулачивание», во всяком случае применительно к рассматриваемому
периоду, неправомерен, поскольку кулака в деревне в это время фактически уже не было не только как класса, но и как
социального слоя, «раскулачивали» и ликвидировали, как правило, зажиточных крестьян и середняков, даже некоторых
бедняков, заподозренных в сочувствии кулакам и противодействии властям («подкулачники»).
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- …
- следующая ›
- последняя »