ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
Рассказывая о механизмах производства и обмена, Ф. Бродель предложил видеть в экономике любого общества 
два уровня структур: жизни материальной и жизни нематериальной, охватывающей человеческую психологию и каж-
додневные практики. Второй уровень и был назван им структурами повседневности. К ним он отнес то, что окружает 
человека и опосредует его жизнь изо дня в день – географические и экологические условия жизни, трудовая деятель-
ность, потребности (в жилище, в питании, одежде, лечении больных), возможности их удовлетворения (через технику 
и технологии). Для такого всестороннего изучения был необходим анализ взаимодействий между людьми, их поступ-
ков, ценностей и правил, форм и институтов брака, семьи, анализа религиозных культов, политической организации 
социума. 
Концепцию,  близкую  истории  менталитета  и  повседневности  школы  Анналов,  разработал  немецкий  ученый 
Норберт Элиас. В своих работах Н. Элиас показал, как форма человеческого поведения изменяется в ходе обществен-
ного  развития.  Спонтанные,  аффективные  поступки  вытесняются  регулируемым  поведением,  подчинением,  приви-
ваемым в ходе воспитания, самопринуждением. А. Шютц трактует повседневность как – продукт взаимодействия че-
ловека  с  объективным  природным  миром.  Являясь  одной  из  сфер  реальности,  одной  из «конечных  областей  значе-
ний», она первична по отношению к другим сферам. А. Шютц говорит о повседневной жизни как о верховной реаль-
ности, по сравнению с которой другие сферы представлены как квазиреальности. 
Другое  понимание  истории  повседневности  превалирует  в  германской,  скандинавской  и  итальянской  историо-
графии. От изучения государственной политики и анализа глобальных общественных структур и процессов обратимся 
к малым жизненным мирам – так звучал призыв германских исследователей, задумавших написать новую социальную 
историю – историю рядовых, обычных, малых людей. Критики старой науки в Германии (Х. Медик, А. Людтке и др.) 
призывали  молодое  поколение  переориентировать  научные  труды,  обратив  все  силы  на  изучение  микроисторий  от-
дельных рядовых людей или их групп, носителей повседневных интересов, а через них – проблем культуры как спо-
соба понимания повседневной жизни и поведения в ней. Это была программа особого направления в германской ис-
ториографии – истории повседневности (Alltagsgeschichte), которую иногда именуют этнологической социальной ис-
торией. 
Германо-итальянская школа микроисториков в 1980-90-е годы расширилась. Ее пополнили американские иссле-
дователи прошлого (сторонники так называемой новой культурной истории), которые чуть позже примкнули к иссле-
дованиям истории ментальностей и разгадыванию символов и смыслов повседневной жизни. Под знамена микроисто-
рического видения истории повседневности отошли и некоторые представители третьего поколения Школы Анналов 
(Ж. Ле Гофф, Р. Шартье). Попытки последних вытеснить или ограничить историю менталитета в изучении повседнев-
ности были попытками дистанцироваться от неподвижной истории, какой она виделась Ф. Броделю. 
Общим для двух подходов в изучении истории повседневности – и намеченного Ф. Броделем, и микроисторика-
ми – было  новое  понимание  прошлого  как  истории снизу  или  изнутри,  давшее  голос  маленькому  человеку,  жертве 
модернизационных  процессов:  как  необычному,  так  и  самому  рядовому.  Реконструкция  повседневности  элитарных 
слоев возродилась на новом витке развития науки уже после того, как возникла тема повседневности рядовых людей, 
и  это  была  уже  иная  биографическая  история  великих,  с  иными  акцентами.  Следствием  понимания  истории  повсе-
дневности как истории снизу  было преодоление снобизма  в  отношении  маргиналов общества (преступников  инако-
мыслящих, представителей сексуальных меньшинств и т.п.). Два подхода в исследованиях повседневности объединя-
ет также междисциплинарность (связь с социологией, психологией и этнологией). Оба подхода предполагают – хотя и 
на разных уровнях (макроисторическом и микроисторическом) – изучение символики повседневной жизни. Наконец, 
и последователи Ф. Броделя, и микроисторики в равной мере внесли вклад в признание того, что человек прошлого не 
похож  на  человека  сегодняшнего  дня,  в равной мере  признают,  что  исследование  этой непохожести  есть  путь  к  по-
стижению  механизма  социопсихологических  изменений.  В  мировой  науке продолжают сосуществовать  оба  понима-
ния истории повседневности – и как реконструирующей ментальный макроконтекст событийной истории, и как реализа-
ции приемов микроисторического анализа. 
В определении предмета изучения истории повседневности как научного направления в современном гуманитар-
ном знании нет согласия. Иногда социологи употребляют как его синонимы описательные характеристики. Этногра-
фы часто говорят о повседневности, имея в виду «быт» – то есть «традиционные формы личной и общественной жиз-
ни», «повторяющееся,  устойчивые,  ритмичные,  стеотипизированные  формы  поведения».  Хотя  повседневность  как 
специальная область исторических исследований была обозначена и стала популярной недавно, основные аспекты ее 
рассмотрения (история труда, быта, отдыха и досуга, обычаев, различных срезов культуры и т.д.) изучались давно и 
традиционно, чаще в отдельных фрагментах. 
По сложившейся  традиции  в  традиционной науке быт, бытовая сфера  противопоставляются (вместе  с досугом, 
свободным временем  и  т.п.)  труду,  сфере  производственной. Историки  повседневности  видят одну из своих задач  в 
изучении каждодневных обстоятельств работы,  мотивации  труда,  отношений работников между собой и  их  взаимо-
действий (в  том числе  и  конфликтных) с представителями администрации  и  предпринимателями, то  есть  включают 
производственный быт в сферу повседневного. 
Главное отличие между традиционными исследованиями быта и изучением повседневности историками лежит в 
понимании значимости событийного, подвижного, изменчивого времени, случайных  явлений,  влиявших  на  частную 
жизнь и менявших ее. 
В определении методов изучения истории повседневности также нет единства. Традиционно мыслящий историк 
полагает, что тексты «способны говорить сами» и, установив репрезентативность дошедшего до него памятника, ста-
рается лишь без  искажений  привести его в  своем  исследовании.  Такой  истории-повествованию, как  пересказу сооб-
щенного,  историк повседневности  противопоставляет  свой  метод  работ – вчитывания  в  текст,  размышлений  об  об-
стоятельствах высказывания запечатленных в нем идей и оценок, проникновения во внутренние смыслы сообщенного, 
учета недоговоренного и случайно прорвавшегося.  
Страницы
- « первая
 - ‹ предыдущая
 - …
 - 4
 - 5
 - 6
 - 7
 - 8
 - …
 - следующая ›
 - последняя »
 
