Основы теории литературы - 60 стр.

продолжал метать. Офицер, потеряв терпение, взял щетку и стер то, что казалось ему на-
прасно записанным. Сильвио взял мел и записал снова. Офицер, разгоряченный вином,
игрою и смехом товарищей, почел себя жестоко обиженным и, в бешенстве схватив со
стола медный шандал*, пустил его в Сильвио, который едва успел отклониться от удара.
Мы смутились. Сильвио встал, побледнев от злости, и с сверкающими глазами сказал:
“Милостивый государь, извольте выдти и благодарите бога, что это случилось у меня в
доме”.
         Мы не сомневались в последствиях и полагали нового товарища уже убитым,
Офицер вышел вон, сказав, что за обиду готов отвечать, как будет угодно господину бан-
комету*. Игра продолжалась еще несколько минут; но, чувствуя, что хозяину было не до
игры, мы отстали один за другим и разбрелись по квартирам, толкуя о скорой ваканции *.
         На другой день в манеже мы спрашивали уже, жив ли еще бедный поручик, как
сам он явился между нами; мы сделали ему тот же вопрос. Он отвечал, что об Сильвио не
имел он еще никакого известия. Это нас удивило. Мы пошли к Сильвио и нашли его на
дворе, сажающего пулю на пулю в туза, приклеенного к воротам. Он принял нас по-
обыкновенному, ни слова не говоря о вчерашнем происшествии. Прошло три дня, пору-
чик был еще жив. Мы с удивлением спрашивали: неужели Сильвио не будет драться?
Сильвио не дрался. Он довольствовался очень легким объяснением и помирился.
         Это было чрезвычайно повредило ему во мнении молодежи. Недостаток смелости
менее всего извиняется молодыми людьми, которые в храбрости обыкновенно видят верх
человеческих достоинств и извинение всевозможных пороков. Однако ж мало-помалу все
было забыто, и Сильвио снова приобрел прежнее свое влияние.
         Один я не мог уже к нему приблизиться. Имея от природы романическое вообра-
жение *, я всех сильнее прежде сего был привязан к человеку, коего жизнь была загадкою
и который казался мне героем таинственной какой-то повести. Он любил меня; по край-
ней мере со мной одним оставлял обыкновенное свое резкое злоречие и говорил о разных
предметах с простодушием и необыкновенною приятностию. Но после несчастного вече-
ра мысль, что честь его была замарана и не омыта по его собственной вине, эта мысль ме-
ня не покидала и мешала мне обходиться с ним по-прежнему; мне было совестно на него
глядеть. Сильвио был слишком умен и опытен, чтобы этого не заметить и не угадывать
тому причины. Казалось, это огорчало его; по крайней мере я заметил раза два в нем же-
лание со мною объясниться; но я избегал таких случаев, и Сильвио от меня отступился. С
тех пор видался я с ним только при товарищах, и прежние откровенные разговоры наши
прекратились.