Основы теории литературы - 61 стр.

       Рассеянные жители столицы не имеют понятия о многих впечатлениях, столь из-
вестных жителям деревень или городков, например, об ожидании почтового дня: во втор-
ник и пятницу полковая наша канцелярия бывала полна офицерами; кто ждал денег, кто
письма, кто газет. Пакеты обыкновенно тут же распечатывались, новости сообщались, и
канцелярия представляла картину самую оживленную. Сильвио получал письма, адресо-
ванные в наш полк, и обыкновенно тут же находился. Однажды подали ему пакет, с кото-
рого он сорвал печать с видом величайшего нетерпения. Пробегая письмо, глаза его свер-
кали. Офицеры, каждый занятый своими письмами, ничего не заметили. “Господа, — ска-
зал им Сильвио, — обстоятельства требуют немедленного моего отсутствия; еду сегодня в
ночь; надеюсь, что вы не откажетесь отобедать у меня в последний раз. Я жду и вас, —
продолжал он, обратившись ко мне,—жду непременно”. С сим словом он поспешно вы-
шел; а мы, согласясь соединиться у Сильвио, разошлись каждый в свою сторону.
       Я пришел к Сильвио в назначенное время и нашел у него почти весь полк. Все его
добро было уже уложено; оставались одни голые, • простреленные стены. Мы сели за
стол; хозяин был чрезвычайно в духе, и скоро веселость его соделалась общею; пробки
хлопали поминутно, стаканы пенились и шипели беспрестанно, и мы со всевозможным
усердием желали отъезжающему доброго пути и всякого блага. Встали из-за стола уже
поздно вечером. При разборе фуражек Сильвио, со всеми прощаясь, взял меня за руку и
остановил в ту самую минуту, как собирался я выдти. “Мне нужно с вами поговорить”,—
сказал он тихо. Я остался.
       Гости ушли; мы остались вдвоем, сели друг противу друга, и молча закурили труб-
ки. Сильвио был озабочен; не было уже и следов его судорожной веселости. Мрачная
бледность, сверкающие глаза и густой дым, выходящий изо рту, придавали ему вид на-
стоящего дьявола. Прошло несколько минут, и Сильвио прервал молчание. “Может быть,
мы никогда больше не увидимся,— сказал он мне; — перед разлукой я хотел с вами объ-
ясниться. Вы могли заметить; что я мало уважаю постороннее мнение; но я вас люблю и
чувствую: мне было бы тягостно оставить в .вашем уме несправедливое впечатление”.
       Он остановился и стал набивать выгоревшую свою трубку; я молчал, потупя глаза.
       “Вам было странно, — продолжал он,— что я не требовал удовлетворения от этого
пьяного сумасброда Р***. Вы согласитесь, что, имея право выбрать оружие, жизнь его
была в моих руках, а моя почти безопасна: я мог бы приписать умеренность мою одному
великодушию, но не хочу лгать. Если б я мог наказать Р***, не подвергая вовсе моей ,
жизни, то я б ни за что не простил его”.