ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
—  Не могу, не  могу  понять !   —   проговорила Таня, сжимая себе   виски и глядя в од-
ну точку. —Что - то   непостижимое, ужасное происходит у нас в  доме. Ты  изменился, стал  
на себя   не  похож ... Ты, умный, необыкновенный  человек, раздражаешься   из-за  пустяков, 
вмешиваешься в  дрязги ... Такие мелочи волнуют  тебя , что   иной раз просто   удивляешься и 
не  веришь: ты   ли это ? Ну, ну, не  сердись, не  сердись, —  продолжала она, пугаясь  своих 
слов и целуя   ему руки. —  Ты  умный, добрый, благородный. Ты  будешь справедлив  к  от-
цу. Он такой добрый! 
 —   Он не   добрый,  а  добродушный.  Водевильные   дядюшки,  вроде твоего   отца, с 
сытыми добродушными физиономиями, необыкновенно  хлебосольные  и чудаковатые , ко-
гда-то   умиляли меня и смешили и в повестях, и в  водевилях, и в  жизни, теперь же они мне  
противны. Это   эгоисты   до мозга костей. Противнее всего   мне  их сытость   и   этот желудоч-
ный, чисто   бычий или кабаний оптимизм. 
Таня села на постель и положила голову на подушку. 
—  Это   пытка,—  проговорила она, и по ее голосу  видно  было, что   она уже крайне  
утомлена и что   ей тяжело говорить . —  С самой зимы ни одной покойной минуты ... Ведь 
это   ужасно , боже мой! Я страдаю... 
—  Да, конечно , я —  Ирод, а ты   и   твой папенька —  египетские младенцы. Конечно ! 
Его   лицо   показалось  Тане   некрасивым  и  неприятным.  Ненависть   и   насмешливое 
выражение не  шли к нему. Да и раньше она замечала, что   на его   лице  уже чего -то   недос-
тает, как  будто   с   тех пор, как   он остригся , изменилось и лицо . Ей захотелось сказать   ему 
что - нибудь обидное, но   тотчас  же она  поймала себя   на  неприязненном чувстве,  испуга-
лась и пошла из спальни.  
IX 
Коврин получил  самостоятельную   кафедру. Вступительная  лекция была назначена 
на второе декабря, и об этом было вывешено  объявление в  университетском коридоре. Но  
в  назначенный день он известил  инспектора студентов телеграммой, что   читать   лекции не  
будет по болезни. 
У  него   шла горлом кровь. Он плевал   кровью, но   случалось  раза  два в месяц, что  
она текла обильно , и тогда он чрезвычайно  слабел и впадал  в  сонливое состояние. Эта   бо -
лезнь не  особенно  пугала его , так  как  ему было известно , что   его   покойная мать   жила точ-
но  с такою же болезнью десять   лет, даже больше; и доктора уверяли, что   это   не  опасно , и 
советовали только не  волноваться, вести   правильную   жизнь и поменьше говорить . 
      — Не могу, не могу понять! — проговорила Таня, сжимая себе виски и глядя в од-
ну точку. —Что-то непостижимое, ужасное происходит у нас в доме. Ты изменился, стал
на себя не похож... Ты, умный, необыкновенный человек, раздражаешься из-за пустяков,
вмешиваешься в дрязги... Такие мелочи волнуют тебя, что иной раз просто удивляешься и
не веришь: ты ли это? Ну, ну, не сердись, не сердись, — продолжала она, пугаясь своих
слов и целуя ему руки. — Ты умный, добрый, благородный. Ты будешь справедлив к от-
цу. Он такой добрый!
       — Он не добрый, а добродушный. Водевильные дядюшки, вроде твоего отца, с
сытыми добродушными физиономиями, необыкновенно хлебосольные и чудаковатые, ко-
гда-то умиляли меня и смешили и в повестях, и в водевилях, и в жизни, теперь же они мне
противны. Это эгоисты до мозга костей. Противнее всего мне их сытость и этот желудоч-
ный, чисто бычий или кабаний оптимизм.
      Таня села на постель и положила голову на подушку.
      — Это пытка,— проговорила она, и по ее голосу видно было, что она уже крайне
утомлена и что ей тяжело говорить. — С самой зимы ни одной покойной минуты... Ведь
это ужасно, боже мой! Я страдаю...
      — Да, конечно, я — Ирод, а ты и твой папенька — египетские младенцы. Конечно!
      Его лицо показалось Тане некрасивым и неприятным. Ненависть и насмешливое
выражение не шли к нему. Да и раньше она замечала, что на его лице уже чего-то недос-
тает, как будто с тех пор, как он остригся, изменилось и лицо. Ей захотелось сказать ему
что-нибудь обидное, но тотчас же она поймала себя на неприязненном чувстве, испуга-
лась и пошла из спальни.
                                              IX
      Коврин получил самостоятельную кафедру. Вступительная лекция была назначена
на второе декабря, и об этом было вывешено объявление в университетском коридоре. Но
в назначенный день он известил инспектора студентов телеграммой, что читать лекции не
будет по болезни.
      У него шла горлом кровь. Он плевал кровью, но случалось раза два в месяц, что
она текла обильно, и тогда он чрезвычайно слабел и впадал в сонливое состояние. Эта бо-
лезнь не особенно пугала его, так как ему было известно, что его покойная мать жила точ-
но с такою же болезнью десять лет, даже больше; и доктора уверяли, что это не опасно, и
советовали только не волноваться, вести правильную жизнь и поменьше говорить.
Страницы
- « первая
 - ‹ предыдущая
 - …
 - 90
 - 91
 - 92
 - 93
 - 94
 - …
 - следующая ›
 - последняя »
 
