Основы теории литературы - 93 стр.

UptoLike

Составители: 

В январе лекция опять не состоялась по той же причине , а в феврале было уже
поздно начинать курс. Пришлось отложить до будущего года.
Жил он уже не с Таней, а с другой женщиной, которая была на два года старше его
и ухаживала за ним, как за ребенком. Настроение у него было мирное, покорное: он охот-
но подчинялся , и когда Варвара Николаевна так звали его подругу собралась везти
его в Крым, то он согласился , хотя предчувствовал , что из этой поездки не выйдет ничего
хорошего .
Они приехали в Севастополь вечером и остановились в гостинице , чтобы отдох-
нуть и завтра ехать в Ялту . Обоих утомила дорога. Варвара Николаевна напилась чаю,
легла спать и скоро уснула. Но Коврин не ложился. Еще дома, за час до отъезда на вокзал ,
он получил от Тани письмо и не решился его распечатать , и теперь оно лежало у него в
боковом кармане , и мысль о нем неприятно волновала его . Искренно , в глубине души,
свою женитьбу на Тане он считал теперь ошибкой, был доволен, что окончательно разо -
шелся с ней, и воспоминание об этой женщине , которая в конце концов обратилась в хо -
дячие живые мощи, и в которой, как кажется , всё уже умерло, кроме больших, пристально
вглядывающихся, умных глаз, воспоминание о ней возбуждало в нем одну только жалость
и досаду на себя . Почерк на конверте напомнил ему, как он года два назад был несправед-
лив и жесток, как вымещал на ни в чем не повинных людях свою душевную пустоту, ску-
ку, одиночество и недовольство жизнью. Кстати же он вспомнил , как однажды он рвал на
мелкие клочки свою диссертацию и все статьи, написанные за время болезни, и как бросал
в окно , и клочки, летая по ветру, цеплялись за деревья и цветы ; в каждой строчке видел он
странные , ни на чем не основанные претензии, легкомысленный задор, дерзость , манию
величия, и это производило на него такое впечатление, как будто он читал описание своих
пороков; но когда последняя тетрадка была разорвана и полетела в окно , ему почему-то
вдруг стало досадно и горько, он пошел к жене и наговорил ей много неприятного . Боже
мой, как он изводил ее! Однажды, желая причинить ей боль, он сказал ей, что ее отец иг-
рал в их романе непривлекательную роль, так как просил его жениться на ней; Егор Семе-
ныч нечаян но подслушал это , вбежал в комнату и с отчаяния не мог выговорить ни одно -
го слова, и только топтался на одном месте и как -то странно мычал , точно у него отнялся
язык , а Таня, глядя на отца, вскрикнула раздирающим голосом и упала в обморок. Это бы -
ло безобразно .
Всё это приходило на память при взгляде на знакомый почерк . Коврин вышел на
балкон; была тихая теплая погода, и пахло морем. Чудесная бухта отражала в себе луну и
огни и имела цвет, которому трудно подобрать название. Это было нежное и мягкое соче -
      В январе лекция опять не состоялась по той же причине, а в феврале было уже
поздно начинать курс. Пришлось отложить до будущего года.
      Жил он уже не с Таней, а с другой женщиной, которая была на два года старше его
и ухаживала за ним, как за ребенком. Настроение у него было мирное, покорное: он охот-
но подчинялся, и когда Варвара Николаевна — так звали его подругу — собралась везти
его в Крым, то он согласился, хотя предчувствовал, что из этой поездки не выйдет ничего
хорошего.
      Они приехали в Севастополь вечером и остановились в гостинице, чтобы отдох-
нуть и завтра ехать в Ялту. Обоих утомила дорога. Варвара Николаевна напилась чаю,
легла спать и скоро уснула. Но Коврин не ложился. Еще дома, за час до отъезда на вокзал,
он получил от Тани письмо и не решился его распечатать, и теперь оно лежало у него в
боковом кармане, и мысль о нем неприятно волновала его. Искренно, в глубине души,
свою женитьбу на Тане он считал теперь ошибкой, был доволен, что окончательно разо-
шелся с ней, и воспоминание об этой женщине, которая в конце концов обратилась в хо-
дячие живые мощи, и в которой, как кажется, всё уже умерло, кроме больших, пристально
вглядывающихся, умных глаз, воспоминание о ней возбуждало в нем одну только жалость
и досаду на себя. Почерк на конверте напомнил ему, как он года два назад был несправед-
лив и жесток, как вымещал на ни в чем не повинных людях свою душевную пустоту, ску-
ку, одиночество и недовольство жизнью. Кстати же он вспомнил, как однажды он рвал на
мелкие клочки свою диссертацию и все статьи, написанные за время болезни, и как бросал
в окно, и клочки, летая по ветру, цеплялись за деревья и цветы; в каждой строчке видел он
странные, ни на чем не основанные претензии, легкомысленный задор, дерзость, манию
величия, и это производило на него такое впечатление, как будто он читал описание своих
пороков; но когда последняя тетрадка была разорвана и полетела в окно, ему почему-то
вдруг стало досадно и горько, он пошел к жене и наговорил ей много неприятного. Боже
мой, как он изводил ее! Однажды, желая причинить ей боль, он сказал ей, что ее отец иг-
рал в их романе непривлекательную роль, так как просил его жениться на ней; Егор Семе-
ныч нечаян но подслушал это, вбежал в комнату и с отчаяния не мог выговорить ни одно-
го слова, и только топтался на одном месте и как-то странно мычал, точно у него отнялся
язык, а Таня, глядя на отца, вскрикнула раздирающим голосом и упала в обморок. Это бы-
ло безобразно.
      Всё это приходило на память при взгляде на знакомый почерк. Коврин вышел на
балкон; была тихая теплая погода, и пахло морем. Чудесная бухта отражала в себе луну и
огни и имела цвет, которому трудно подобрать название. Это было нежное и мягкое соче-