История мировой литературы. Лучанова М.Ф. - 50 стр.

                          Раздел II. Хрестоматийный
                                     Глава 7
                     Тексты для самостоятельного анализа

                                 12. 1. А. Зверев.
                                 Homo historicus

    Где-то к концу 50-х годов один молодой преподаватель провинциального
британского университета ощутил неудовлетворенность своей прекрасно
складывающейся филологической карьерой. Удивив коллег, он напечатал роман,
затем другой, хотя, кажется, следовало бы поспешить с какой-нибудь
монографией, которая обещала солидную научную репутацию и вожделенное для
всех звание professor emeritus, т. Е. бессмертного при жизни. Его вхождение в
литературу, разумеется, состоялось не совсем так, как оно описано в рассказе о
двух аспирантах, которые решили покорить Олимп, пользуясь нехитрыми
рецептами изготовления то «крутых», то чувствительных рассказов, как стряпают
быстрый завтрак из полуфабрикатов. Какая жалость, аспиранты проворонили
звонок из журнала «Тайм», о чем и мечтать не смеют начинающие поденщики.
Брэдбери не дожидался звонков, его не била дрожь при виде пакетов от издателей
– как знать, вдруг не с отказом? Уже первый его литературный опыт, роман с
бурлескным заглавием «Кушать людей нехорошо», получил некоторый резонанс,
а дальше успех сделался стабильным. Самому ему казалось, что даже слишком.
    В свой час были написаны и монографии. Дощечка, на которой стояло
«emeritus», тоже украсила двери служебного кабинета. Однако романы за
подписью Малькольм Брэдбери и после этого не исчезли с книжного рынка. Два
лучших – «Сокращения» и «Профессор Криминале» (ИЛ, 1995, № 1) – появились,
когда реноме их автора как крупного современного литературоведа уже не
требовало подтверждений.
    Пример оказался заразительным, и другие английские профессора тоже
принялись писать прозу. Возник целый жанр, который критика окрестила
университетским романом. Прекрасно изучив все, что из года в год происходит и
на кампусе, и на кафедрах, и на попечительских советах, авторы таких книг
рисовали довольно унылую картину пресной и благообразной академической
жизни: обязательная политкорректность, процветание ничтожеств, мелкие, а то и
крупные интриги. Птичий язык симпозиумов с непременными гимнами
деконструктивизму и феминизму. Скандалы, когда выплывали на поверхность
напрасно маскируемые профессорские вожделения, объектом которых
оказывалась жена ближнего или студентка из собственного семинара.
    На ниве этой литературы особенно блистал Дэвид Лодж, ведавший кафедрой
английской словесности в Бирмингеме, интеллектуал того же поколения, что и
Брэдбери. В сознании рецензентов эти два имени настолько отождествились, что
возник мифический Бродж, своего рода подпоручик Киже, фантом,
символизирующий, как и в повести Юрия Тынянова, некое реальное явление.
Достаточно было упомянуть Броджа в аннотации, и читатель уже примерно знал,
какую историю ему расскажет сочинитель очередного «университетского
                                      50