Анализ и интерпретация лирического цикла: "Мефистофель" К.К. Случевского. Мирошникова О.В. - 36 стр.

UptoLike

Составители: 

2.5. Хронотоп и жанр
71
(БП. С. 142), напоследок желая оппоненту «доброй ночи». Ему продол-
жает казаться, что он-то времени не подвластен. На стыке девятого и
последнего (десятого) текста обнаруживается истинное измерение про-
тяженности мефистофельского пребывания в составе пространства-вре-
мени земного мира: от «сегодня» до «завтра», но в потенциале, если че-
ловечество будет столь
же безмысленно и «кукольно» послушно, – всег-
да. Однако дьявол сознается в фантомности своей природы:
Ну, да и я, – заключил Мефистофель, – живу
Только лишь тем, что злой сон видит мир наяву(БП. С. 142)
Итак, наблюдения показывают, что временной дискурс, неразрыв-
но связанный с пространственным, играет активную смыслообразую-
щую роль в цикле.
Случевским в цикле создан гротескный, условный образ времени-
пространства, в котором смешивается реальное и фантастическое, сквозь
правдоподобные детали проступает иррациональная сущность явления.
В этот мир и помещается Мефистофельвосьмидесятник», носитель
скептического сознания. Теперь
Мефистофелю не присуща сила тита-
нического отрицания, характерная для романтических собратьев. Мир и
сам уже шатается над бездной, и демону приходится обходиться с ним
бережно и осторожно. Приближаясь из космических пространств к зем-
ле, персонаж становится не только прозаичнее, но и снисходительнее,
как это ни парадоксально, – добрее. Подобным развитием темы
обу-
словлена последовательная деромантизация традиционного образа, про-
явленная в специфике хронотопа.
Дело в том, что злому духу, не имеющему самоценной созида-
тельной идеи, необходим «противовес». Не встречая сопротивления,
предоставленный самому себе, он теряет цельность, мельчает, самораз-
рушается. Десять стихотворений циклаэто десять шагов в пустоту, в
бездну. Дьявол не отличает своих
поражений от побед. В мире, лишен-
ном Творца, всеобщего созидательного начала, Мефистофель превраща-
ется в призрак, потому что призрачна, неплодотворна вся европейская
цивилизация, особенно же современная жизнь в России. Она завершила
круг своего развития и продолжает двигаться вхолостую, благодаря ме-
ханической «шарманочной» игре дьявола, потворствующего порокам
людей.
Пространственные топосы с
их мифологической символизацией
подвергнуты в циклическом контексте ироническому «смещению». В
аспекте самосознания персонажа возникает иллюзия полного подчине-
ния времени-пространства Мефистофелю. Однако в оценке автора злым
Часть 2-я. «Мефистофель» К.К. Случевского: аспекты анализа
72
чарам подвластны частности, но не целое. Претензии персонажа на
способность к миротворению подчинены иронической акцентуации. Его
перцепция подается как одна из позиций в диалоге. Актуализируется се-
мантическая оппозиция космос / земля.
Традиционно космоссимвол бесконечности пространства, огня
и вечности, величественности божьего творения; земляметафора че-
ловеческих странствий, испытаний, густонаселенности, мгновенности
жизни, холода
и смерти (недаром Мефистофель воспроизводит цветок
из хрусталя-льда).
Пространственные локусы пребывания Мефистофеля в современ-
ном мире множественны и разнообразны: космическая беспредельность,
кладбище, городская площадь с эшафотом, комната «подпольного чело-
века», «роскошная зала» светского раута, «замершая степь», музей, со-
бор, вертеп и театр.
Все эти места обладают общим дьявольским свойством:
способ-
ностью к оборотничеству. Прогулка по кладбищу используется для про-
поведи, городская площадь становится местом казни, светский раут
серпентарием, одновременно щелью «земли сырой». Музей дьявола, на-
ходящийся «за гранью мирозданья», предстает «грязным местом» скла-
да-свалки, метафорой хаоса. Вертеп оборачивается адом, современный
миртеатром, но не Бога, а дьявола. Пространственная дробность
явле-
на как «инфернальная» символика разоблачения злого духа. Становясь
хозяином всех этих мест, Мефистофель становится их заложником, уз-
ником.
Это положение роднит его с Кощеем, в этимологии имени которо-
го заложена внутренняя языковая форма: «пленник, невольник». В рус-
ской сказке Кощей обычно предстает «жалким пленником, узником в
какой-либо каморке,
избе, – вообще в грязном, заброшенном, затянутом
паутиной месте»
2
. Бессмертиепретензия на вечное существование, –
таким образом, оказывается в трактовке поэта, как и в фольклоре, нече-
ловеческим, негероическим и тем самым снижающим авторскую оценку
и ранг персонажа. Обладатель этого, как будто бы всеми искомого
свойства выводится тем не менее за круг почитаемых героев модели-
руемого людского мира, предстает одним из
вариантов антигероя. Ан-
тигерою соответствует антимир со своим двоящимся зазеркальным вре-
менем-пространством.
Действие цикла развертывается в гротесковом двоящемся хроно-
топе: условно-фантастическом пространстве-времени, сквозь который
просвечивают исторически конкретные российские обстоятельства вто-
2.5. Хронотоп и жанр                                                       71   72               Часть 2-я. «Мефистофель» К.К. Случевского: аспекты анализа

(БП. С. 142), напоследок желая оппоненту «доброй ночи». Ему продол-             чарам подвластны частности, но не целое. Претензии персонажа на
жает казаться, что он-то времени не подвластен. На стыке девятого и             способность к миротворению подчинены иронической акцентуации. Его
последнего (десятого) текста обнаруживается истинное измерение про-             перцепция подается как одна из позиций в диалоге. Актуализируется се-
тяженности мефистофельского пребывания в составе пространства-вре-              мантическая оппозиция космос / земля.
мени земного мира: от «сегодня» до «завтра», но в потенциале, если че-                Традиционно космос – символ бесконечности пространства, огня
ловечество будет столь же безмысленно и «кукольно» послушно, – всег-            и вечности, величественности божьего творения; земля – метафора че-
да. Однако дьявол сознается в фантомности своей природы:                        ловеческих странствий, испытаний, густонаселенности, мгновенности
             Ну, да и я, – заключил Мефистофель, – живу                         жизни, холода и смерти (недаром Мефистофель воспроизводит цветок
             Только лишь тем, что злой сон видит мир наяву… (БП. С. 142)        из хрусталя-льда).
      Итак, наблюдения показывают, что временной дискурс, неразрыв-                   Пространственные локусы пребывания Мефистофеля в современ-
но связанный с пространственным, играет активную смыслообразую-                 ном мире множественны и разнообразны: космическая беспредельность,
щую роль в цикле.                                                               кладбище, городская площадь с эшафотом, комната «подпольного чело-
      Случевским в цикле создан гротескный, условный образ времени-             века», «роскошная зала» светского раута, «замершая степь», музей, со-
пространства, в котором смешивается реальное и фантастическое, сквозь           бор, вертеп и театр.
правдоподобные детали проступает иррациональная сущность явления.                     Все эти места обладают общим дьявольским свойством: способ-
В этот мир и помещается Мефистофель-«восьмидесятник», носитель                  ностью к оборотничеству. Прогулка по кладбищу используется для про-
скептического сознания. Теперь Мефистофелю не присуща сила тита-                поведи, городская площадь становится местом казни, светский раут –
нического отрицания, характерная для романтических собратьев. Мир и             серпентарием, одновременно щелью «земли сырой». Музей дьявола, на-
сам уже шатается над бездной, и демону приходится обходиться с ним              ходящийся «за гранью мирозданья», предстает «грязным местом» скла-
бережно и осторожно. Приближаясь из космических пространств к зем-              да-свалки, метафорой хаоса. Вертеп оборачивается адом, современный
ле, персонаж становится не только прозаичнее, но и снисходительнее,             мир – театром, но не Бога, а дьявола. Пространственная дробность явле-
как это ни парадоксально, – добрее. Подобным развитием темы обу-                на как «инфернальная» символика разоблачения злого духа. Становясь
словлена последовательная деромантизация традиционного образа, про-             хозяином всех этих мест, Мефистофель становится их заложником, уз-
явленная в специфике хронотопа.                                                 ником.
      Дело в том, что злому духу, не имеющему самоценной созида-                      Это положение роднит его с Кощеем, в этимологии имени которо-
тельной идеи, необходим «противовес». Не встречая сопротивления,                го заложена внутренняя языковая форма: «пленник, невольник». В рус-
предоставленный самому себе, он теряет цельность, мельчает, самораз-            ской сказке Кощей обычно предстает «жалким пленником, узником в
рушается. Десять стихотворений цикла – это десять шагов в пустоту, в            какой-либо каморке, избе, – вообще в грязном, заброшенном, затянутом
бездну. Дьявол не отличает своих поражений от побед. В мире, лишен-             паутиной месте»2. Бессмертие – претензия на вечное существование, –
ном Творца, всеобщего созидательного начала, Мефистофель превраща-              таким образом, оказывается в трактовке поэта, как и в фольклоре, нече-
ется в призрак, потому что призрачна, неплодотворна вся европейская             ловеческим, негероическим и тем самым снижающим авторскую оценку
цивилизация, особенно же современная жизнь в России. Она завершила              и ранг персонажа. Обладатель этого, как будто бы всеми искомого
круг своего развития и продолжает двигаться вхолостую, благодаря ме-            свойства выводится тем не менее за круг почитаемых героев модели-
ханической «шарманочной» игре дьявола, потворствующего порокам                  руемого людского мира, предстает одним из вариантов антигероя. Ан-
людей.                                                                          тигерою соответствует антимир со своим двоящимся зазеркальным вре-
      Пространственные топосы с их мифологической символизацией                 менем-пространством.
подвергнуты в циклическом контексте ироническому «смещению». В                        Действие цикла развертывается в гротесковом двоящемся хроно-
аспекте самосознания персонажа возникает иллюзия полного подчине-               топе: условно-фантастическом пространстве-времени, сквозь который
ния времени-пространства Мефистофелю. Однако в оценке автора злым               просвечивают исторически конкретные российские обстоятельства вто-