Анализ и интерпретация лирического цикла: "Мефистофель" К.К. Случевского. Мирошникова О.В. - 35 стр.

                                                                  69    70              Часть 2-я. «Мефистофель» К.К. Случевского: аспекты анализа

                                                                        злой дух оказывается во власти раздробляющего потока бытия («Раз-
                                                                        дробляю великую душу мою…»).
                       2.5. Хронотоп и жанр
                                                                               Саморефлексия персонажа содержит иллюзию его полной власти
      Семантическая и текстовая самодостаточность цикла базируется,     над миром в главных его параметрах пространства и времени. Злой дух
как уже отмечалось, на нескольких началах. Одним из важнейших явля-     характеризует свою природу, дающую ему абсолютную свободу пере-
ется пространственно-временная сфера изображения персонажа и мира       движения в просторах Вселенной не только «со скоростью света», но и
как среды его обитания. Этой сферой как одной из составляющих опре-     «со скоростью мысли»: «Я кометой горю, я звездою лечу И куда по-
делена жанровая специфика и отдельных стихотворений, и всей кон-        смотрю, и куда захочу, Я мгновенно везде проступаю!» Дано ему и бес-
текстовой формы. Данный аспект анализа тем важнее, чем сложнее и        смертие: «Я упасть – не могу, умереть – не могу!»
действеннее выступает хронотоп цикла, специфика и функции которого             Вытесненный из сознания персонажем поток земного времени с
по-разному трактуются современными исследователями.                     тотальной неизбежностью накрывает его и поглощает, из величествен-
      Мнение Л.Е. Ляпиной сводится к следующему: «Сюжетообразую-        ной фигуры превращая в мелкого обывателя (будущего сологубовского
щим для развития поэтической мысли … утверждается пространствен-        «мелкого беса»). В своей лжепроповеди Мефистофель, потеряв ощуще-
ное изменение в смене его масштаба … универсально-пространственная      ние вечности, подчиняется православным канонам и обрядам, учит мла-
образность будет определять собой специфику художественного мира        денца: «день субботний чти, говей…». Не только церковный недельный
цикла»1. Суждение объективно верное, однако допускающее корректи-       цикл, но и социальные установления заслоняют теперь для него веч-
вы. Действительно, именно «пространственное изменение» доминирует       ность: «обернулся мигом», став преступником на эшафоте; залюбовался
в цикле Случевского, определяет его динамику, но и время (в его дву-    «крестиками алмазными» ни во что не верующих представителей «зна-
единой сущности, авторское и персонажное) является неотъемлемым         ти светлолобой» на светском рауте; совсем закопошился в соборе, где
конструирующим моментом контекстовой формы. В развертывании             «чистит он, день-деньской возится С урнами и саркофагами».
цикла наблюдается активное взаимодействие ситуаций на оси «где» и на           В каждом стихотворении незримо, но непременно присутствует
оси «когда». По сравнению с пространственным планом сфера времени       время, символизируя этапы осуществления злого умысла, отсчитывая
менее акцентирована, но ее неразрывность с пространством очевидна.      ему часы и дни. По кладбищу Мефистофель гуляет в «яркий полдень
Попытаемся обосновать данное положение.                                 мая» (второе стихотворение). В такой же момент «вешают убийцу в го-
      Дьявол, претендуя на мировое господство, прежде всего нацелен     роде на площади» (третье). «Стыком времен» романтического прошлого
на завоевание материально-пространственных плоскостей существо-         («когда-то», «тогда, в эту ночь увлеченья») и нестерпимого настоящего
вания. Время, по его представлению, и так уже находится в его власти,   (теперь «злая шарманка пилит и хохочет») определен трагизм ситуации
поскольку он вечен как носитель злого начала. Этим обусловлена транс-   (в четвертом). Время ужина господствует в собрании сытой злонамерен-
формация хронотопа, определяющая сущность персонажа: из бесконеч-       ной знати (в пятом). «Сиянье полночи» в «юдоли смерти и молчанья»
ности и вечности космоса он «приземляется» на Земле, воплощаясь в       освещает рождение ледяного цветка зла (в шестом). В вечных космиче-
бытие, подчиненное социально-историческому и личностно-человечес-       ских «потемках» пребывает музей «неисполненных проектов, Смет, ба-
кому измерению. Детализированная конкретность цепи земных «сего-        лансов и проспектов», служа свалкой мирозданья (в седьмом). Служба
дняшних» перевоплощений сопровождается имплицитными авторскими          церковного сторожа погребает под своей суетой обессилевшего Мефи-
маркерами сменяющихся моментов времени. Подлетая к Земле, Мефи-         стофеля: «день-деньской», как и «ночью, как храм обезлюдеет», безна-
стофель мыслит масштабными категориями будущего: «Будет день, я         дежно возрождает он адское пламя (в восьмом). В «вертепе» «крещеной
своею улыбкой сожгу Всех систем пузыри, всех миров пустельгу…»          культуры» (девятое стихотворение) дьявол в споре с автором о сущно-
Тем не менее, все его «деяния» происходят в настоящем: «Добродете-      сти земной цивилизации, оперирует историческими именами и датами:
лью лгу, преступленьем молюсь! По фигурам мазурки политикой вьюсь,      «За двадцать три с лишком века до этих людей, Вслед за Платоном, от-
Убиваю, когда поцелую! Хороню, сторожу, отнимаю, даю…». И сам           лично писал Аристотель; За девятнадцать – погиб Иисус Назарей…»