История русской литературы. Ч.1. Полещук Л.З. - 102 стр.

       Неизъяснимы наслажденья –
       Бессмертья, может быть, залог!
       И счастлив тот, кто средь волненья
       Их обретать и ведать мог.
       Песня Председателя Вальсингама – это слава единственно возможному бессмертию человека
в этом гибельном, трагическом мире: в безнадежном и героическом поединке с непреодолимым
человек бесконечно возвышается и торжествует духом. Это истинно философская и необыкновенно
высокая мысль. Недаром Вальсингам использует «евангельскую» стилистику в богоборческой песне,
он восславляет не Царство, но именно Царствие чумы, негатив Царствия Божия. Так Председатель,
поставленный в центр последней из «маленьких трагедий», повторяет «смысловой жест» других
героев цикла: гимн Вальсингама наделяет чумной пир сакральным статусом, превращая в черную
мессу: наслаждение на краю гибели сулит сердцу смертного залог бессмертья. Эллинская высокая
языческая правда звучит в песне Вальсингама, ей противостоят в пушкинской трагедии слова и
правда Священника, напоминающего о близких, о необходимости смирения перед смертью.
Священник прямо сравнивает пирующих с бесами. Пропев гимн Чуме, Председатель перестал быть
«просто» распорядителем пира, он превратился в его полноправного «тайносовершителя»; отныне
именно – и только – служитель Бога может стать сюжетным антагонистом Вальсингама. Священник
и Председатель вступают в спор. Священник зовет Вальсингама за собой, не обещая избавления от
чумы и смертного ужаса, но суля возвращение к смыслу, утраченному пирующими, к стройной (хотя
ничуть не менее суровой) картине мироздания. Вальсингам отказывается наотрез, ибо дома ждет его
«мертвая пустота». Напоминание Священника о матери, что «плачет горько в самых небесах» о
гибнущем сыне, не действует на него, и только «Матильды чистый дух», ее «навек умолкнувшее
имя», произнесенное Священником, потрясает Вальсингама. Он по-прежнему просит Священника
оставить его, но добавляет слова, до этой минуты для него невозможные: «Ради Бога». Это значит,
что в душе Председателя, вспомнившего о райском блаженстве любви и внезапно прозревшего
Матильду («святое чадо света») в раю, произошел переворот: имя Бога вернулось в пределы его
страдающего сознания, религиозная картина мира начала восстанавливаться, хотя до выздоровления
души еще далеко. Поняв это, священник уходит, благословляя Вальсингама. Правда Священника –
правда не меньше, чем правда Вальсингама. Эти правды сталкиваются в трагедии, противоборствуют
и взаимно влияют друг на друга. Более того: в Вальсингаме, эллине по силе поэтического и
человеческого духа и в то же время человеке христианского века, в какой-то момент, под влиянием
слов Священника, обе правды внутренне сопрягаются.
А.Пушкин «Пиковая Дама»
       Повесть Пушкина «Пиковая Дама» была опубликована в 1834 году. Пушкин, как
впоследствии и Гоголь, изображает новый, буржуазный, измельчавший мир. Хотя все страсти
остались прежними, символом этих страстей в повести являются карты, но зло утратило свой
«героический» облик, изменило масштаб. Наполеон жаждал славы – и смело шел на борьбу со всей
Вселенной, «современный Наполеон» Германн жаждет денег – и хочет математически обсчитать
судьбу. «Прежний» Мефистофель бросал к ногам Фауста целый мир, нынешний способен только
насмерть запугать старую графиню незаряженным пистолетом, а современный Фауст (пушкинские
«Сцены из Фауста» (1826), с которой ассоциативно связана «Пиковая Дама», смертельно скучает).
Однако верно и обратное: зло измельчало, но осталось все тем же злом. «Наполеоновская» поза
Германна, поза властелина судьбы, потерпевшего поражение, но не смирившегося с ним, –
скрещенные руки –указывают на горделивое презрение к миру, что подчеркнуто «параллелью» с
Лизой, сидящей напротив и смиренно сложившей руки крестом.
       Германн – молодой офицер («инженер»), центральный персонаж социально-философской
повести, каждый из героев которой связан с определенной темой: Томский – с темой незаслуженного
счастья, Лизавета Ивановна – с темой смирения, старая графиня – с темой судьбы. Впрочем, голос
совести еще раз заговорит в Германне, спустя три дня после роковой ночи. Германн наделен одной,
определяющей его и неизменной чертой: он прежде всего расчетлив, разумен, это подчеркнуто и его
немецким происхождением, и фамилией, и даже военной специальностью инженера. Германн
впервые появляется на страницах повести в эпизоде у конногвардейца Нарумова, но, просиживая до
пяти утра в обществе игроков, он никогда не тграет: «…я не в состоянии жертвовать необходимым, в
надежде приобрести излишнее». Честолюбие, сильные страсти, огненное воображение подавлены в
нем твердостью воли. Выслушав историю Томского о трех картах, тайну которых шестьдесят лет

                                              102