История русской литературы. Ч.1. Полещук Л.З. - 115 стр.

что Островский и Писемский – непетербуржцы – находятся за пределами натуральной школы. В
действительности, сложный процесс выработки новых подходов к жизненному материалу, новых
принципов поэтики невозможно искусственно ограничить одним десятилетием.
       Не будем претендовать на рассмотрение всего комплекса проблем, связанных с натуральной
школой. Однако выявим наиболее существенные признаки натуральной школы:
       взаимоотношение человека и среды;
       пафос социального исследования жизни, когда сама социальная структура общества является
специальным и самостоятельным объектом изображения;
       рассмотрение человека, в первую очередь, в системе его социальных связей, как типичного
представителя определенного слоя людей –
       в этом была новизна и специфика идейно-художественной позиции деятелей натуральной
школы. Поэтика натуральной школы складывалась под влиянием задачи как можно более полного
изучения и описания действительности, среды. Отсюда требование «натуральности», предельной
жизненной достоверности изображения, тяготение к неприкрашенной «прозе» жизни. Вымысел и
фантазия уступают первенство наблюдению, сбору материала, его анализу, классификации. В
творчестве В.Даля, Дружинина, Панаева, Буткова, В.Соллогуба получили первоначальное развитие
«физиологический» очерк и выросшие на их основе рассказ и нравоописательная повесть.
       С появлением произведений Тургенева, Гончарова, Герцена, Достоевского, Салтыкова,
Григоровича, Писемского, Некрасова, Островского наступает новый период в истории натуральной
школы. Ведущими жанрами становятся повесть и роман. С ними связаны основные художественные
открытия 40-50-х гг., определившие роль натуральной школы в становлении русского реализма.
Философские и эстетические основы натуральной школы
        В разном видели единство натуральной школы Виноградов, Кулешов, Манн. Важны выводы
Манна: общность ощутима и связана с закреплением в литературе 40-х гг. переворота, совершенного
Гоголем. Близка нам и другая мысль ученого: натуральная школа определяется по единой
художественной философии. Очевидно, что творчество конкретных писателей и критиков никогда не
может целиком уложиться в рамки какой-либо художественно-философской доктрины. Нас будут
интересовать доминантные тенденции их творческих устремлений в 1840-е гг. Для Белинского
натуральная школа была именно школой, направлением, хотя и в художественном плане – «широкого
типа». Само слово «школа» предполагает нечто, возникающее не произвольно, а создаваемое
сознательно, имеющее в виду какие-то заранее данные цели.
        В мировоззренческом плане – это определенная система взглядов на действительность, ее
содержание, ведущие тенденции, возможности и пути ее развития. Общность мировоззрения –
важное условие формирования литературной школы. И между тем, литературную школу объединяют
прежде всего структурно-поэтические моменты. Так, молодые писатели 40-х гг. восприняли
гоголевские приемы, но не гоголевское мировоззрение.
        По мысли Белинского, гений творит, что и когда хочет, его деятельность невозможно
прогнозировать и направить. Его произведения неисчерпаемы по количеству возможных
интерпретаций. Одна из задач беллетристики, считал Белинский, - пропаганда передовых научных
идей.
        У истоков натуральной школы стоят Белинский и Герцен, во многом воспитанные на идеях
Гегеля. Даже впоследствии, споря с ним, это поколение сохраняло гегелевскую структуру мышления,
приверженность рационализму, такие категории, как историзм, примат объективной
действительности над субъективным восприятием. Однако стоит заметить, что гегелевский историзм
и выведенная на его основе «русская идея» - отнюдь не монопольное достояние Белинского и кружка
писателей, объединившихся вокруг «Отечественных записок» в начале 40-х гг. Так, московские
славянофилы на основе тех же историко-философских посылок, что и Белинский, сделали
противоположные выводы: да, русская нация вышла на всемирно-исторические рубежи; да, история –
ключ к современности, но полное осуществление «духа» нации и грядущая великая слава – не
столько в успехах цивилизации и западного (общечеловеческого, универсального) просвещения, как
полагали Белинский и Герцен, а прежде всего в проявлении православно-византийских начал.
       Говоря о людях первой половины 40-х гг., исследователь Скабичевский справедливо
заметил: «Как славянофилы, так и западники, одинаково верили, что будущее принадлежит
России, которой суждено сказать новое слово цивилизации после Европы, но сказать его не
иначе, как в духе своей народности. Пункт же их разделения начинался с определения путей,
по которому Россия должна идти для выполнения своего исторического назначения».

                                              115