История русской литературы. Ч.1. Полещук Л.З. - 66 стр.

Отечественной войны, которую вела Россия с Наполеоном, и по веленью судьбы, «безвестному
веленью», исторического возвышения России и русского народа. Уже в этих произведениях Пушкин
начинает осознавать себя не только поэтом, но и историком, толкователем истории.
        Еще один образец исторической элегии Пушкина Южного периода – стихотворение «К
Овидию» (1821). В этом стихотворении, как и в некоторых других подобного рода, историческая
тема служила для Пушкина средством аналогии, способом высказаться о современном и близком
хотя и не прямым, но глубоко личным признанием. Не случайно Пушкин так особенно дорожил этим
стихотворением. В письме к брату от 30 января 1823 года он писал: «Каковы стихи к Овидию? Душа
моя, и «Руслан», и «Пленник»… и все дрянь в сравнении с ними…» В элегии «К Овидию» Пушкин
утверждал высокое назначение поэта, через историческую аналогию утверждал как истину главное
дело своей жизни. «К Овидию» для Пушкина было не обычным, не очередным стихотворением, а
особенным, этапным.

       …Но если обо мне потомок поздний мой
       Узнав, придет искать в стране сей отдаленной
       Близ праха славного мой след уединенный –
       Брегов забвения оставя хладну сень,
       К нему слетит моя признательная тень,
       И будет мило мне его воспоминанье…

       С жанром элегии отчасти сближается у Пушкина жанр послания в его романтической
разновидности. Это послание высокого плана, заключающий в себе не свободный разговор на разные
темы (как это бывает в дружеских посланиях, особенно распространенных в эпоху
предромантическую), а преимущественно разговор о жизни и ее смысле, о человеке и его назначении.
К этому типу посланий принадлежит стихотворение Пушкина 1821 года «Чаадаеву». Послание
выдержано в очень серьезном, местами высоко-торжественном тоне. В нем есть ощущение близости,
высокой дружбы:

       Когда услышу я сердечный твой привет?
       Как обниму тебя!…

       Высокий, до некоторой степени философский характер послания «Чаадаеву» мотивирован его
адресатом. Но философский характер носит скорее общий настрой стихотворения и заявленная в нем
тематика, нежели конкретное содержание пьесы:

       …Увижу кабинет,
       Где ты всегда мудрец, а иногда мечтатель…
       Поспорим, перечтем, посудим, побраним,
       Вольнолюбивые надежды оживим…

       Это сказано в той стилистической системе, которая не только пригодна, но и естественна в
обращении к Чаадаеву и может оказаться натянутой и ложной при обращении к другому адресату.
Стилевое разнообразие дружеских посланий южного периода оказывается не вовсе свободным, оно
внутренне связано, оно всегда в художественном и содержательном отношении мотивировано.
       В отличие от стихов Пушкина второй половины 20-х и 30-х годов, в отличие от
реалистических стихов философского жанра, в романтических пьесах Пушкина, подобных посланию
«Чаадаеву», философские темы называются, но далеко не раскрываются. В пьесах есть указание на
проблематику, но не сама проблематика.
       Жанр баллады, к которому обращался Пушкин в южный период своего творчества, относится
к жанру одному из самых излюбленных романтиками. Этот жанр любил Жуковский. У Пушкина
баллада иной разновидности, нежели у Жуковского. В 1822 году Пушкин пишет балладу «Песнь о
вещем Олеге»:

       Как ныне сбирается вещий Олег
       Отмстить неразумным хозарам,
       Их села и нивы за буйный набег
       Обрек он мечам и пожарам;

                                               66