ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
Василий Лашков в конце земного пути понял, что хотя домов множество, как и судеб людских, но
небо на всех одно. А значит людям надо вместе взглянуть в небо и понять, что они должны жить "по-
людски".
Земное "бездомье" приводит героев к желанию обрести хотя бы небо. Символическим видится снос
дома Штабеля, когда-то объединившего лучших людей московского двора в "братство". Автор романа
подчеркивает: "Дом умирал, словно живое существо... И когда его разрушили окончательно, то он бе-
лым костром взметнулся в высокую и праздничную голубизну неба". Василий Лашков считал домик
Штабеля частью самого себя, потому что дружба и любовь обитали под его низкими сводами. И поэто-
му он чувствует, как разрушенный дом "уходит в небо", как будто душа человеческая поднимается к
Богу.
А Василий теряет с домом жизненную опору и вскоре умирает. Автор назвал домик Штабеля "коли-
зей", подчеркнув его вневременную ценностность.
Парадоксально, что только "скорбный дом" может дать другому герою – Вадиму Лашкову ощуще-
ние прочности и надежности. Больные люди говорят каждый о своем, но все понимают друг друга, а
значит стены такого дома объединяют, даже если это стены психиатрической больницы. Измученный
"бездомьем", Вадим сумел обрести душевную гармонию только среди душевнобольных.
Концепт "дом – бездомье", как показывает анализ, смыкается с символом "небо" (варианты: "звез-
да", "свет"), которые чаще всего используются для характеристики образов и выражения авторской по-
зиции.
Так, Петр Лашков не видит неба вообще, он занят сугубо земными делами. Только узрев своего
брата Андрея в безумии, в буйном помешательстве, глава лашковского клана впервые обратил внима-
ние на "низкое небо", которое ему показалось "с овчинку".
Петр "голубиную душу погубил", потому что жил только "землей", а его жена Мария – "небом".
Жизнь, прожитая яростно, но вслепую, без жалости и разбора открылась в своей глубинной сути только
после того, как он обнаружил над головою "небо" [Максимов, 1991, 4 : 73].
Подобное озарение постигло в конце концов и Андрея Лашкова. "Вещее единство всего сущего" от-
крывается ему через природу: лес и небо. Вначале он такой же "заземленный", как и Петр. Небо герой
видит как "часть грубой земли": "Оттуда, из-за мохнатого частокола густых елей выползало тяжелое
облако. Облако виделось ему похожим на валяный сапог с полуоторванной подошвой, причем голени-
ще отливало тусклым оловом, переходя к пятке в сплошную чернь" [Максимов, 1991, 4 : 93].
"Бокастые, как бабы, облака сопровождают Андрея в его раздумьях о тщете и суетности жизни".
"Изреженное скудеющими облаками небо", "брюхатые облака", "разлапистые тучи", "жиденькое небо"
сменяются "золотой полоской света на фоне церковного купола". Вместе с любовью входит в сердце
Андрея "глубокое, словно бы умытое небо" [Максимов, 1991, 4 : 117 – 145].
Подобные метаморфозы с небом и его атрибутами (звездами, облаками) происходят и в восприятии
других персонажей. Любовь или разлука, смертельная болезнь или другое несчастье с ближними изме-
няют отношение того или иного героя к "небу". "Голубое", "синее", "яркое", "глубокое", "близкое",
"родное", "светоносное" небо бывает в минуты радости или когда человек ощущает прикосновение к
вечности, прозревает судьбы человечества, осознает значимость любви.
Небо становится "линялым", "студеным", "далеким", "каменным", "серым", "проливающим ледяные
слезы", "закопченным", "мутным", "аспидно-черным", "низким", "брюхатым", "свинцовым", "бездон-
ным" и превращается в "безнебье", если человек не имеет Веры, Надежды, Любви.
Таким образом, библейские символы связаны в романе "Семь дней творения" с осознанием таинст-
венности и вещей сущности человеческого бытия, соприкасаемого с вечностью. Философская напол-
ненность символов позволяет вместе с тем автору использовать их для характеристики образов, в ос-
новном для описания процесса духовного преображения героев романа.
В романе "Ковчег для незваных" смысл заголовка – библейской цитаты – подчеркнуто символичен.
Он несет в себе развенчание идеи богооставленности человека в мире. Земля в целом, а в частности по-
слереволюционная Россия оказываются ковчегом спасения для "незваных Богом", т.е. для людей с глу-
бинной верой в Бога. В эпиграфе же утверждается, что "много званых, но мало избранных", т.е. даже
среди услышавших зов Бога мало спасенных от духовной гибели. Тогда получается, что "незваным", не
слышащим голос Бога тем более нет надежды на спасение?
Это кажущееся противоречие между заголовочным комплексом и эпиграфом разъясняется библей-
ским интертекстом романа и, прежде всего, симметрично варьируемыми библейскими сюжетами в нем.
На самом деле, эпиграф теснейшим образом связан с названием романа. Его суть раскрывается в прит-
че, изложенной в Евангелии от Матфея. "Царство небесное подобно человеку царю, который сделал
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- …
- следующая ›
- последняя »
