ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
90
сивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами. Были там
шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых
мелочей.
Но опытный глаз человека с чистым вкусом одним беглым взглядом на всё, что
тут было, прочёл бы только желание кое-как соблюсти видимость неизбежных при-
личий, лишь
бы отделаться от них. Обломов хлопотал, конечно, только об этом, когда
убирал свой кабинет. Утонченный вкус не удовольствовался бы этими тяжелыми, не-
грациозными стульями красного дерева, шаткими этажерками. Задок у одного дивана
осел вниз, наклеенное дерево местами отстало.
Точно тот же характер носили на себе и картины, и вазы, и
мелочи.
Сам хозяин, однако, смотрел на убранство своего кабинета так холодно и рас-
сеянно, как будто спрашивал глазами: «Кто сюда натащил и наставил все это?» От та-
кого холодного воззрения Обломова на свою собственность, а может быть, и ещё от
более холодного воззрения на тот же предмет слуги его, Захара,
вид кабинета, если
осмотреть там всё повнимательнее, поражал господствующею в нём запущенностью
и небрежностью. (И. А. Гончаров).
№ 41. Три страсти, простые и неодолимые, владели мной всю мою жизнь: жа-
жда любви, страсть к познанию и сострадание к людям… Любовь и наука, насколько
они вообще достижимы, влекли меня ввысь, к небесам,
а жалость к людям возвраща-
ла на Землю. Стоны бедняков эхом отдавались в моем сердце. Дети, которых некому
накормить, рабы под гнетом поработителей, лишенные надежд старики, чьи дети
только и думают, куда бы их сбыть, – словом, весь необъятный мир нищеты, мучени-
чества и страданий: какая это насмешка над всем, что мы
называем человеческим
достоинством! Я старался, как мог, обезоружить зло…
Вот это все и была моя жизнь. Поразмыслив, я пришел к выводу, что она стои-
ла того, чтобы ее прожить. Если бы мне предложили начать заново, я прожил бы мою
жизнь точно так же. (Б. Рассел).
№ 42. 1. Отправляя в разведку
Метелицу, Левинсон наказал ему во что бы то
ни стало вернуться этой же ночью. Но деревня, куда был послан взводный, на самом
деле лежала много дальше, чем предполагал Левинсон: Метелица покинул отряд около
четырех часов пополудни и на совесть гнал жеребца, согнувшись под ним, как хищная
птица, жестоко и весело
раздувая тонкие ноздри, точно опьяненный этим бешеным бе-
гом после пяти медлительных и скучных дней, – но до самых сумерек бежала вслед не
убывая тайга – в шорохе трав, в холодном и грустном свете умирающего дня. Уже со-
всем стемнело, когда он выбрался наконец из тайги и придержал жеребца возле старого
и гнилого
, с провалившейся крышей омшаника, как видно, давным-давно заброшенно-
го людьми. Он привязал лошадь и, хватаясь за рыхлые, осыпающиеся под руками края
сруба, взобрался на угол, рискуя провалиться в темную дыру, откуда омерзительно
пахло задушенными травами. 2. Приподнявшись на цепких, полусогнутых ногах, стоял
он минут десять не шелохнувшись, зорко вглядываясь и
вслушиваясь в ночь, невидный
на темном фоне леса и еще более похожий на птицу. Метелица прыгнул в седло и вы-
ехал на дорогу. Ее черные, давно не езженные колеи едва проступали в траве. Тонкие
стволы берез тихо белели во тьме, как потушенные свечи. (А. Фадеев).
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- …
- следующая ›
- последняя »
