Историография отечественной истории (IX - начало XX вв.). Сидоренко О.В. - 16 стр.

«Нестерову» основу не удается: А.А. Шахматов не случайно говорил о «третьей редакции»,
относя ее к 1118 г. Поскольку в обеих редакциях под 1097 г. в рассказе об ослеплении
Василька автор называет себя по имени (Василий), с ним обычно и связывают «третью
редакцию». Но этот рассказ содержит и оценку княжению Владимира Мономаха, т.е.
составлен он или, по крайней мере, редактировался после 1125 г. Комментарий этот имеется
в обеих редакциях, и это заставляет предполагать, что и в Лаврентьевской летописи
отразились тексты, восходящие ко времени после кончины Мономаха, т.е. внесенные в
летопись после того, как Сильвестр оставил свою запись в Лаврентьевской редакции
«Повести временных лет». И следы летописной работы в ближайшие после кончины
Владимира Мономаха годы просматриваются в обеих редакциях, а также в каком-то своде в
Галицкой Руси, связанном с сыновьями Ростислава Владимировича, отравленного в 1066 г. в
Корсуне греками. Этот свод отразился в польских хрониках, в частности у хрониста XV в.
Яна Длугоша, одного из самых начитанных в русских летописях.
        Как было сказано, в Новгородской Первой летописи отразилась редакция киевской
летописи, доведенная до 1115 г. Но эта летопись еще не знала договоров Руси с греками.
Весьма вероятно, что они появились в летописи в 20-е гг. XII в. и связано это было поначалу
с резким обострением, а затем с прекращением при Владимире Мономахе и его сыне борьбы
Руси с Византией за нижнедунайские города. Эти сюжеты могли привлекать внимание и
галицких князей. В конце XI в. на эти города претендовал княживший в Теребовле сын
Ростислава Василько (ум. 1124), а Ярослав Осмомысл — один из героев «Слова о полку
Игореве», «суды рядил до Дуная». Для понимания же хронологической путаницы в летописи
надо иметь в виду, что в Галицкой Руси еще и в XIII в. употреблялась хронология,
отличавшаяся на четыре года от константинопольской. Это может объяснить смешение двух
хронологий в описании событий X в., в том числе в датировке договоров (907 и 911 гг.).
        Одно из главных отличий Новгородской летописи от «Повести временных лет» —
полное отсутствие дунайских сюжетов. Именно на этом основании Шахматов считал, что
этнографическое введение «Повести временных лет» с лежащим в его основе сказанием о
славянской грамоте — творчество составителя летописи, предположительно Нестора.
Получалось, что сказание это позднее и потому недостоверное. Последователь А.А.
Шахматова М.Д. Приселков предлагал даже вовсе отказаться от использования данных
русских летописей за X в., ограничиваясь данными византийских хроник. Между тем в
самом сказании достаточно ясно просматриваются черты, позволяющие относить время
обработки русским летописцем западнославянского источника ко времени Владимира и даже
первой половины его княжения, т.е. к концу X в. А значит, это либо то, что новгородский
летописец последовательно опускал дунайские сюжеты, поскольку держался варяжской
версии происхождения Руси, либо источник времен Владимира был вновь привлечен в 20-е
гг. XII столетия.
        Поляно-славянская версия начала Руси «Повести временных лет» в настоящее время
находит убедительное разъяснение в археологическом материале. Археологов с XIX
столетия интересовали трупоположения в могильниках Киева и прилегающих поселениях.
Они обычно сопровождались оружием, иногда конем и рабыней. Норманнистам было
соблазнительно увидеть в них скандинавов-варягов времен князей Олега и Игоря. Но как
показала на антропологическом материале Т.И. Алексеева, облик их отличался от германцев
больше, нежели любая группа славян. С.С Ширинский указал и археологические параллели:
так хоронили умерших па христианских кладбищах Моравии. И в Киеве многих умерших
сопровождали крестики, а вытянутые вдоль тела руки указывали на западный обряд
погребения. Эти параллели объяснили появление в Киеве во второй четверти X в.
христианской общины, составлявшей значительную часть княжеской дружины и имевшей
свой храм Св. Ильи. Эти параллели объясняют и записанное богемскими хрониками
предание о князе Олеге — сыне Олега Вещего, изгнанного двоюродным братом Игорем из
Киева, бежавшим в Моравию, отличившимся там в борьбе с венграми и ставшим королем.


                                            16