Русская литература конца ХIХ - начала ХХ века. Художник и литературный процесс. Спивак Р.С. - 87 стр.

UptoLike

Составители: 

Л. Андреев и русский экзистенциализм
87
суса Христа. Логично, что именно больница у Андреева то
место, где тотальное равнодушие, глубинное одиночество каж-
дого переживаются особенно остро: разбиваются последние ил-
люзии взаимосочувствия.
Андреевская интерпретация понятия болезни обнаружива-
ет в качестве возможного источника распространенное в древ-
нерусской словесности толкование болезни как репетиции смер-
ти уже бесповоротно отсекающей свою жертву от социума.
Неслучайно, описывая в рассказе «Жили-были» больницу, автор
прямо сравнивает ее с кладбищем:
«Такие же дощечки и надписи были у двух других боль-
ных … Белые меловые буквы красиво, но мрачно выделялись на
черном фоне, и когда больной лежал навзничь, закрыв глаза,
белая надпись продолжала что-то говорить о нем и приобретала
сходство с надмогильными оповещениями» (I, 200).
Но одиночество, отверженность больного, забвение
умершего обусловлены в произведениях Андреева не только
нравственной ушербностью социума, но и заложенной в самих
основах всякого существования неукротимой волей к продол-
жению своей жизни, эгоцентрической энергией личности. Так, в
рассказе «Гостинец» Сазонка опоздал навестить заболевшего
мальчика: тот умер, не дождавшись приятеля. И Сазонка мучит-
ся своей виной, жалко оправдывается перед небом «плакал,
впиваясь руками в свои пышные волосы и катаясь по земле». Но
сама земля и весна освобождают героя от боли раскаяния, помо-
гают забыть и свою вину, и умершего:
«Лицо его мягко и нежно щекотала молодая трава; густой,
успокаивающий запах поднимался от сырой земли, и была в ней
могучая сила и страстный призыв к жизни <...> а далеко в горо-
де нестройно гудели веселые праздничные колокола» (I, 227).
Сама стихия жизни спешит выбросить из себя то, что уже
нежизнеспособно.
Болезнь, таким образом, обнажает иллюзорность благо-
склонного к человеку жизнеустройства, являет некий сбой в ус-
тановившемся жизнепорядке, сбой, который, при всей кажущей-
ся его случайности, свидетельствует о глубинном неблагополу-
чии мира. Она знак скрытой от обыденного восприятия пота-
енной скорбности человеческого существования.
              Л. Андреев и русский экзистенциализм


суса Христа. Логично, что именно больница у Андреева – то
место, где тотальное равнодушие, глубинное одиночество каж-
дого переживаются особенно остро: разбиваются последние ил-
люзии взаимосочувствия.
      Андреевская интерпретация понятия болезни обнаружива-
ет в качестве возможного источника распространенное в древ-
нерусской словесности толкование болезни как репетиции смер-
ти – уже бесповоротно отсекающей свою жертву от социума.
Неслучайно, описывая в рассказе «Жили-были» больницу, автор
прямо сравнивает ее с кладбищем:
      «Такие же дощечки и надписи были у двух других боль-
ных … Белые меловые буквы красиво, но мрачно выделялись на
черном фоне, и когда больной лежал навзничь, закрыв глаза,
белая надпись продолжала что-то говорить о нем и приобретала
сходство с надмогильными оповещениями» (I, 200).
      Но одиночество, отверженность больного, забвение
умершего обусловлены в произведениях Андреева не только
нравственной ушербностью социума, но и заложенной в самих
основах всякого существования неукротимой волей к продол-
жению своей жизни, эгоцентрической энергией личности. Так, в
рассказе «Гостинец» Сазонка опоздал навестить заболевшего
мальчика: тот умер, не дождавшись приятеля. И Сазонка мучит-
ся своей виной, жалко оправдывается перед небом – «плакал,
впиваясь руками в свои пышные волосы и катаясь по земле». Но
сама земля и весна освобождают героя от боли раскаяния, помо-
гают забыть и свою вину, и умершего:
      «Лицо его мягко и нежно щекотала молодая трава; густой,
успокаивающий запах поднимался от сырой земли, и была в ней
могучая сила и страстный призыв к жизни <...> а далеко в горо-
де нестройно гудели веселые праздничные колокола» (I, 227).
      Сама стихия жизни спешит выбросить из себя то, что уже
нежизнеспособно.
      Болезнь, таким образом, обнажает иллюзорность благо-
склонного к человеку жизнеустройства, являет некий сбой в ус-
тановившемся жизнепорядке, сбой, который, при всей кажущей-
ся его случайности, свидетельствует о глубинном неблагополу-
чии мира. Она – знак скрытой от обыденного восприятия пота-
енной скорбности человеческого существования.

                              87