История западноевропейской литературы XIX века (романтизм и реализм). Тихонова О.В. - 29 стр.

тяжелыми складками ниспадали на ковер из такого же черного бархата. И
только в этой комнате окна отличались от обивки: они были ярко-
багряные — цвета крови. Ни в одной из семи комнат среди
многочисленных золотых украшений, разбросанных повсюду и даже
спускавшихся с потолка, не видно было ни люстр, ни канделябров,— не
свечи и не лампы освещали комнаты: на галерее, окружавшей анфиладу,
против каждого окна стоял массивный треножник с пылающей жаровней,
и огни, проникая сквозь стекла, заливали покои цветными лучами, отчего
все вокруг приобретало какой-то призрачный, фантастический вид. Но в
западной, черной, комнате свет, струившийся сквозь кроваво-красные
стекла и падавший на темные занавеси, казался особенно таинственным и
столь дико искажал лица присутствующих, что лишь немногие из гостей
решались переступить ее порог.
      А еще в этой комнате, у западной ее стены, стояли гигантские часы
черного дерева. Их тяжелый маятник с монотонным приглушенным
звоном качался из стороны в сторону, и, когда минутная стрелка завершала
свой оборот и часам наступал срок бить, из их медных легких вырывался
звук отчетливый и громкий, проникновенный и удивительно музыкальный,
но до того необычный по силе и тембру, что оркестранты принуждены
были каждый час останавливаться, чтобы прислушаться к нему. Тогда
вальсирующие пары невольно переставали кружиться, ватага весельчаков
на миг замирала в смущении и, пока часы отбивали удары, бледнели лица
даже самых беспутных, а те, кто был постарше и порассудительней,
невольно проводили рукой по лбу, отгоняя какую-то смутную думу. Но
вот бой часов умолкал, и тотчас же веселый смех наполнял покои;
музыканты с улыбкой переглядывались, словно посмеиваясь над своим
нелепым испугом, и каждый тихонько клялся другому, что в следующий
раз он не поддастся смущению при этих звуках. А когда пробегали
шестьдесят минут – три тысячи шестьсот секунд быстротечного времени –
и часы снова начинали бить, наступало прежнее замешательство и
собравшимися овладевали смятение и тревога.
     И все же это было великолепное и веселое празднество. Принц
отличался своеобразным вкусом: он с особой остротой воспринимал
внешние эффекты и не заботился о моде. Каждый его замысел был смел и
необычен и воплощался с варварской роскошью. Многие сочли бы принца
безумным, но приспешники его были иного мнения. Впрочем, поверить им
могли только те, кто слышал и видел его, кто был к нему близок.
     Принц самолично руководил почти всем, что касалось убранства
семи покоев к этому грандиозному празднеству. В подборе масок тоже
чувствовалась его рука. И уж конечно – это были гротески! Во всем –
пышность и мишура, иллюзорность и пикантность, наподобие того, что мы

                                   29