Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 117 стр.

    XVI. ПРОБНЫЕ ИСПЫТАНИЯ: ПРЕПОДАВАНИЕ В
ГАРВАРДЕ
                     И В УНИВЕРСИТЕТЕ ШТАТА МЭН.
                               1915-1917

       На лето мы вернулись в Нью-Хемпшир. Рафаэль Демос, с которым я уже был
знаком как со студентом философского факультета в Гарварде и ещё два молодых грека,
Аристид Эвангелос Фоутридис с классического факультета Гарварда и Бойокос из
сельскохозяйственной школы Мичиганского университета, встретили здесь меня в
середине лета, и мы отправились путешествовать в горы. Это было длительное
путешествие по дикой местности, первое из совершенных мной без отца. Помимо
красивого пейзажа и удовольствия путешествовать со своими сверстниками путешествие
оживлялось личностью Фоутридиса прирожденного поэта и чтеца, читавшего лучшие
творения современной греческой поэзии. Большим откровением было увидеть родные
Белые Горы глазами человека, обучавшегося искусству альпиниста на Парнасах и
Олимпах и ассоциировавшего свои спортивные удовольствия с подлинными традициями
классической культуры.
       Вскоре после этого мы возвратились в город к обязанностям, связанным с учебой.
Я вел курс философии у первокурсников и по своему желанию читал ещё курс логики. У
старшекурсников я должен был вести журнал посещаемости, читать письменные работы
за одного-двух профессоров и вести семинарские занятия в Гарварде и Рэдклиффе по
основам философии. Фактически я был примерно одного возраста с большинством
студентов, посещавших эти лекции. Не думаю, что я испытывал страх перед аудиторией,
но требовалось определенное мужество, чтобы предстать перед большим скоплением
людей, особенно перед девушками, почти моими ровесницами и вести дискуссию в
обычной или продвинутой группе студентов. Не знаю, как я справлялся с этим, поскольку
подобно всем неуверенным в себе начинающим преподавателям был гораздо более
безапелляционен в 21 год, чем сейчас в 58. Однако традиционно считается, что со
студентами Гарварда и Рэдклиффа можно найти общий язык, к тому же мне был
интересен мой предмет, и я всегда был готов к полемике, и был доволен тем, что обладаю
бойкостью речи. Легче укротить чрезмерную юношескую болтливость, чем развить
искусство выражать свои мысли, когда слова не идут с языка. Кроме этого, сама моя
неопытность не позволяла мне осознать тот факт, что я ставил себя в смешное положение.
Осознание этого пришло позже, на следующий год, когда я оставил приятный Кембридж
и столкнулся с суровыми реалиями жизни без каких-либо прикрас в лесах Ороно штат
Мэн. Здесь мне пришлось расплачиваться сполна за неумение работать с классом,
который с удовольствием пользовался моим бессилием в поддержании дисциплины.
       Помимо преподавания у меня были ещё особые обязанности. Профессор Хаттори
из Токио вел ряд спецкурсов по китайской и японской культуре и философии. Он
нуждался в помощи молодого американца в текущей работе по проверке присутствующих
и выставлению оценок. Я взял эти обязанности на себя и обнаружил, что они