Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 124 стр.

сестры Констанс из Рэдклиффа. Но даже в разгаре бостонских развлечений меня мучил
страх перед предстоящим возвращением в Ороно.
     В конце концов, я был зачислен в маленькую исследовательскую группу Ороно и
окрестностей. Душой группы был статистик Раймонд Перл, позднее сделавший
блестящую карьеру в медицинской школе университета Джона Гопкинса. В его
небольшом доме у трамвайной линии, проходившей от поселка до университета,
избранные гости могли принять участие в приятной беседе и услышать критическую
оценку различных идей. В те дни, когда английский Кембридж, казалось, остался в
далеком прошлом, а надежда на приличную карьеру маячила в далеком будущем, я
вновь ожил благодаря посещениям дома доктора Перла.
     Ещё одной из немногих ученых в университете Мэн была мисс Беринг. Она была
зоологом, сестрой психолога Беринга, моего бывшего сокурсника по аспирантуре в
Корнелле. Мне довелось вновь встретиться в мисс Беринг через много лет в Китае, когда
она преподавала в Йенчингском университете (Yenching University), а я преподавал в
соседнем университете Цинг Хуа.
     В нашу группу входило также несколько врачей из неспециализированной
больницы Бангор. Я помню несколько интересных лекций о раке легких, прочитанных
задолго до того как клиническая картина этого заболевания, принимавшегося за
туберкулез, получила общее признание.
     Встречи нашей группы не были единственным поводом для моих поездок на
трамвае в Бангор. Бангор больше не был тем шумным городом, в котором
возвратившиеся с работы лесорубы впервые познавали удовольствия от женщин и
контрабандных спиртных напитков. Однако печально известные старые времена
оставили на нем свой отпечаток, и ему не было присуще очарование более удачливых
новоанглийских городов. Что влекло меня туда, так это военный тренировочный
корпус, чьи занятия происходили в гимназии, и на которых присутствовали солидные
жители Бангора намного старше меня.
     Зимние поездки в Бангор на трамвае или путешествия в город на поезде имели
очарование сами по себе. Все вокруг было покрыто глубоким снегом, который был
таким холодным, что скрипел, когда на него ступали. Воздух ударял в легкие как
холодный огонь. Ещё не пришло время, когда с автомобильных дорог стали счищать
снег на протяжении всей зимы, и звук колокольчика санных повозок растворялся в
воздухе.
     В том же самом доме, где я снимал меблированную комнату, жил студент из
Норвегии, специализировавшийся на бумажном производстве. Университет штата Мэн
был центром подготовки таких специалистов и действительно воздух был наполнен
сернистыми парами от местной бумажной фабрики. Заводь Пенобскот напротив нашего
дома была запружена плотами из бревен и досок, которые удерживали древесину,
плывущую с севера. Мой норвежский друг добирался на занятия на лыжах и совершал
лыжные прогулки по занесенным снегом болотам и лесам. Остальные студенты и
преподаватели, не овладевшие этим северным видом спорта приходилось добираться на
занятия на снегоступах, изготавливавшихся индейцами из соседнего Олдтауна.
Несметное количество снегоступов торчало из сугробов у дверей зданий колледжа, а
студенты, юноши и девушки, приходили на занятия в шерстяных гетрах и ботинках
Баркер или мокасинах, характерных для жителей лесного Севера.
     Время тянулось медленно. Помню, что я полностью прочел О'Генри и Марка Твена
в темном углу среди стеллажей университетской библиотеки, но, к сожалению,
детективные романы в то время ещё не сделались популярными. Зимой я находился в
стрессовом состоянии из-за предстоящего участия Америки в войне, и известия о смерти
моего друга Эверетта Кинга. В детстве мы проделали с ним массу опытов, и я уверен,
что если бы он остался жив, то занял бы видное место в американской науке.