Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 13 стр.

     Слава «русского ирландца», как его называли, распространилась по всему городу.
Вскоре стало известно, что жалкий разносчик-иммигрант приходит в публичную
библиотеку за книгами, которые никто другой не мог прочесть и читает их.
     Наконец, отец решил покончить со своим ненормальным существованием и
вернуться к умственной работе, для которой он был создан. Он осмелился попросить
работу у директора канзасских школ и после испытательного срока в ужасной сельской
школе в Одессе, штат Миссури, был принят в среднюю школу в Канзасе. Здесь он
показал себя как блестящий педагог, большой друг учеников и реформатор, оставивший
след в школьной системе Канзас-Сити. Когда отец преподавал, (но не всегда, когда он
занимался со мной), он старался пробудить интерес учащихся, а не вынуждал их думать
в заранее заданном направлении. Он стремился пробудить в них самостоятельное
мышление, а не принудительное послушание. Он не расставался с ними в спорте и в
экскурсиях и оставлял открытой дверь для передачи ими своей любви к нему.
     В этот период своей работы в канзасской средней школе отец совершил поездку в
Калифорнию с несколькими друзьями. Он с восторгом рассказывал мне о
романтическом городе Сан-Франциско, о том, как бродил по Yosemite долине и о
восхождении на вершины Сьерры. Он рассказывал мне, что во время восхождений
встретился с туристской, которую крайне заинтересовала романтическая любовь
молодого человека к природе и приключениям. Это была мисс Анни Пэк, ставшая
впоследствии одной из самых выдающихся альпинисток своего времени, совершившая
замечательные восхождения в Андах, среди которых было покорение горы Чимборасо и
вулкана Котопахи. Позднее мисс Пэк написала отцу, что её увлечение альпинизмом
возникло благодаря его энтузиазму.
     Одним из развлечений отца в Канзасе было посещение спиритических сеансов и
попытка раскрыть секреты ловкости рук спиритов. Я не думаю, чтобы отец был
большим сторонником или противником идей спиритуализма, но возможность заняться
разгадкой чего-либо гармонизировала с его приключенческой натурой и
интеллектуальной любознательностью.
     В многообещавшей культуре Среднего Запада появилось в то время увлечение
витиеватым стилем и загадочными аллегориями поэзии Браунинга. Конечно, для
человека с такими обширными познаниями в области культуры как у моего отца, ни
стиль, ни аллегории не представляли большой трудности. Отец стал вроде светского
льва на собраниях женского броунинского клуба и мне думается, что именно там он
познакомился с моей матерью. Как бы то ни было, они определенно наслаждались,
читая вместе «Кольцо и книга» и «На балконе». Моё имя и имя моей сестры Констанс
представляют имена персонажей книги «На балконе», и мы, таким образом, поневоле
являемся остатками ушедшей интеллектуальной эпохи. Думаю, что безразличие
родителей к последствиям моего наречения таким малопонятным и необычным именем
явилось частью принятого ими решения руководить моей жизнью и направлять её во
всем вплоть до мелочей.
     Отец избрал поприще учителя языков. Он мог бы почти с таким же успехом стать и
учителем математики, поскольку имел талант и интерес к ней. Действительно, во время
обучения в колледже я от него приобрел большую часть знания по математике.
Временами я думаю, что для моего отца лучше бы было заняться математикой, а не
лингвистикой. Преимущество математики в том, что эта такая область, в которой
допущенные ошибки очень явно проявляются и могут быть исправлены росчерком пера.
Это область, которую часто сравнивали с шахматами, но в отличие от них здесь счет
идет не на ошибки, а на удачи. Единственная ошибка может привести к проигрышу в
шахматной партии, в то время как удачный единственный подход к проблеме, один из
многих, которые пришлось бросить в урну, способен сделать математику репутацию.
     Лингвистика определенно является областью, скорее зависящей от тщательной
оценки целого ряда отдельных мыслей, чем от механического следования строгой