Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 15 стр.

           11. НАСТОЯЩИЕ МИССУРИЙЦЫ

     Генри Канн, отец моей матери, был евреем-иммигрантом из Германии из Рейнских
земель, владевшим универмагом в Сент-Джозеф, штат Миссури. Его жена происходила из
семьи по фамилии Эллингер, жившей в Соединенных Штатах, по меньшей мере, уже в течение
двух поколений. Я полагаю, что мать моей бабушки не была еврейкой. В семье Эллингеров
существовал своеобразный брачный обычай: девушки старались выйти замуж за евреев,
каковым был их отец, а юноши жениться на нееврейках, какой была их мать. Во всяком случае,
уже сто лет семья балансировала между своим еврейским происхождением и слиянием с
окружающим обществом.
       Я неоднократно слышал о различных брачных обычаях, которые изменялись в
зависимости от материального благополучия. Мне рассказывали о Нью-Йоркской семье, в
которой жена была голландкой, а муж китайским священником-протестантом. Похоже, что
мальчики от этого брака затерялись в американском обществе, взяв в жены американок и
предав забвению восточную часть своего происхождения. Девочки, наоборот, все вышли замуж
за китайцев и уехали в Китай. В этом случае причина различия, вероятно, кроется в большой
потребности молодых китайцев иметь жен с западным образованием и воспитанием, что
создавало для девочек более благоприятные возможности для вступления в брак с китайцем,
нежели с американцем, поскольку в последнем случае хоть в какой-то степени становились
преградой расовые предрассудки. Я не знаю, существовали ли хоть приблизительно сходные
мотивы в семье Эллингеров, но интересно было наблюдать за событиями, возникающими в
подобных ситуациях. Меч сменял меч, а прялка прялку. Семья Эллингер вела свою
родословную от американских предков штата Миссури, а возможно и более южных штатов. В
её членах сочетались аристократические взгляды южан с большой степенью непредсказуемости
поведения. Многие представители семьи, добившись благополучия, вдруг покидали свою
семью и направлялись в обширные необжитые земли. Существовала легенда, что один из
членов семьи Эллингер, в конце концов, стал бандитом в западных краях и был убит, оказывая
сопротивление при поимке.
       Даже, если забыть об этих крайних проявлениях индивидуальности, Эллингеры были и
остаются независимым родом. Только в более поздние времена благодаря постепенному
стиранию подобных черт характера они смогли занять полноправное место в обществе,
согласно их способностям.
       Сейчас мы уже привыкли к тому факту, что почти все мы являемся потомками
иммигрантов. Но в середине прошлого века дело обстояло не так. На сегодня в котле
расплавился не только металл, но и примеси. Иммигрантские семьи, которые уже
расплавились в общем американском котле, не дольше сохраняют лицо, чем иммигранты,
только что сошедшие с палубы. Американец родом с другого континента больше не
сталкивается и иерархией из новичков, признанных иммигрантами, и старых американцев, с
той устойчивой социальной лестницей, на которой каждый человек имеет строго определенное
место.
     Во многих случаях иммигрантам, которым пришлось легче всего, были выходцы из
низших слоев Восточной Европы, которым чуть ли не в полном смысле слова нечего было
терять, кроме своих цепей. Для европейских иммигрантов более высокого происхождения их
американизации и восхождению по социальной лестнице предшествовало лишение привилегий
и социальное падение.
     Все это являлось неизбежной и существенной частью того порядка, к которому
иностранец должен был приспособиться, чтобы занять место в обществе, порядок в котором
сильно отличался от того, в котором он родился. Сегодня, однако, иммигрант является не
только объектом благодеяний, но и благодетелем в стране, в которую он прибыл. Его родная
культура часто представляет собой богатство, которое не должно быть утрачено, и растаять в
дымке традиций, рассеянных по континенту. Грани его искусства и мышления, его фольклор и