Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 151 стр.

     Большинство ученых проходят подобную школу жизни до 20 лет, а после двадцати
так же быстро постигают науки, как я их постиг в более раннем возрасте. Такой порядок
вещей более нормален, многое можно сказать в его защиту. Но я не осмелюсь
утверждать категорически, является ли он лучше или хуже того порядка, который выпал
на мою долю. С одной стороны, у меня были социальные трудности, не исчезнувшие
даже после того, как я с некоторой задержкой сделал профессиональную карьеру. С
другой стороны, в этот калейдоскопичный, наполненный различными испытаниями
период мои глаза уже были открыты так, что я мог классифицировать и организовывать,
руководствуясь определенными принципами, множество разрозненных фактов,
попавших в моё поле зрения. Я, наверное, могу похвастаться, что ни один год из
вереницы кажущихся бесцельных лет поисков себя не был потерян, что опыт этих лет
пригодился мне для дальнейшей карьеры.
     Сейчас я думаю, что в то время должно было казаться, что после своей
популярности чудо-ребенка я шагнул в тень как неудачник, пусть даже не столь явный.
Полагаю, что подобная интерпретация моей карьеры, хотя и выглядела бы очень
правдоподобно в то время, когда я только приехал в Массачусетсский технологический
институт, на самом деле не является верной. В последующие годы я избрал предметом
своих работ изучение коммуникации аппаратов связи. Этот предмет требует знания
лингвистики и филологии, которые я усвоил от отца, знакомства с инженерной
техникой, около которой я находился во время своего ученичества в лабораториях
«Дженерал Электрик» и за столом для расчетов на Абердинском испытательном
полигоне, знакомства с математическими методами исследования, которые я получил в
Кембридже и Геттингене. Совершенно необходимо также излагать свои мысли
литературным языком, чему я научился, работая в «Энциклопедии» и в редакции
бостонской газеты «Геральд».
     Моя рутинная обязанность ассистировать японскому профессору принесла мне
пользу, когда я преподавал на Востоке и вступал в контакты с учеными Востока. Даже
моё вынужденное пребывание в университете Мэн, которое я воспринимал как
проклятие, оказалось полезным. Оно явилось хорошим испытанием для человека,
которому можно было совершать ошибки в моем возрасте, когда они извинительны, и
которому предстояло зарабатывать на жизнь преподавательским трудом.
     Все это не проистекало из какого-то определенного плана, моего личного или
моего отца. Человек, желающий работать в различных областях науки, должен быть
готов воспринимать идеи из самых различных источников и использовать их там, где
они только могут быть применены. У него все идет в дело. Фактически преимущество
бывшего вундеркинда в науке состоит в том (если он вообще имеет какое-либо
преимущество и смог пройти через суровую дисциплину учебы без серьезной травмы)
что он имел возможность вобрать в себя богатство знаний многих областей науки, до
того как специализировался в одной или двух из них. Лейбниц был в детстве
вундеркиндом и действительно работа Лейбница такова, что наилучшей для неё
подготовкой является такая подготовка, которую получает вундеркинд. Ученый должен
запоминать, размышлять и соотносить. Ситуация не меняется существенным образом от
того, что объем знаний настолько вырос, что современный ученый может охватить лишь
половину тех областей, которые охватывал Лейбниц. Задача ученых нашего времени
даже более существенна, чем она была во времена Лейбница; и если её невозможно
осуществить с той полнотой, которая казалась достижимой в семнадцатом столетии, то к
тому объему, который можно охватить, предъявляются более жесткие требования и уйти
от них труднее.
     Все это взгляд с высоты последних лет, а не взгляд вперед из детства. Я рано
принялся за работу, но мои активы не определились четко до середины второго десятка
лет. Мне выпало на долю много испытаний, и я неоднократно совершал ложные заходы,
блуждая в лабиринте жизни. Но все же я сомневаюсь, что более целенаправленная и