Составители:
Рубрика:
6
6
венно, из своего понимания субстанции, однако XX век, я думаю, его не
отменил. На языке философии субстанцией действительно можно называть
то, что дальше не имеет никакого другого носителя, ни к чему не сводимо,
каковой является, например, материя. Хотя можно допустить и существо-
вание мысленной субстанции. Но есть, согласно Декарту, и еще одна суб-
станция, которой вообще, казалось бы, не должно быть. Я имею в виду уже
упоминавшийся феномен коинциденции, совпадения человеческих чувств,
скажем на любовном свидании. Ведь явно это такое же таинственное со-
единение, как движение руки, такая же координация многих элементов,
имеющая в себе некое содержание, которое мы не можем возместить мыс-
лью. Мысль не властна над этой реальностью, и человек не способен
включить в нее какой-либо из головы выдуманный элемент. Если повезет,
да, человек может увидеть сцепление подобных обстоятельств в сознании
абсолютной ясности. Однако само это сознание как событие в мире не
поддается произволу ума.
Тем самым мне хочется привести вас к ощущению, что мысль непроиз-
вольна, она тоже явление, которое мы не можем иметь по своему желанию.
Нельзя захотеть и помыслить. Не наш голый рассудок рождает мысль. Мы
можем иметь ее лишь как событие, когда в движении завязываются нити
того, что случается внезапно. Так же как они завязываются и в случае по-
нимания, которое невозможно передать, если вас уже не понимают. По-
этому говоримое нельзя передать никакими логическими средствами об-
щения, так как вы не связаны с собеседником каким-то другим способом,
для описания которого приходится применять другие понятия и опираться
на иные представления.
В таких ситуациях обычно говорят: судьба или не судьба. Допустим,
ты излагаешь что-то слушателям, а тебя не понимают, и ты думаешь про
себя: ну не судьба. Не говоришь, что слушатели не умны, что сам недоста-
точно хорошо объяснил, нет. То есть мысль имеет какое-то отношение и к
судьбе, а точнее, к тому, что философы называют существованием или бы-
тием. Почему так происходит? Когда мы разбираем ситуацию с живым, не
умещающимся внутри пляски св. Витта, тогда мы говорим о бытии, по-
скольку уже сознаем себя живыми. Однако очень часто мы оказываемся в
положении, когда с горечью произносим: это не жизнь, не существование.
То есть произносим это скорее с позиции человека, хотя и находящегося
внутри пляски св. Витта, но который подобен белке в колесе. Живая белка,
глядя на собственные движения, тоже ведь могла бы сказать: это – не
жизнь. Аналогично и мы, приходя в определенную точку, утверждаем: это
– не жизнь, не мое существование. Следовательно, слово «существование»
появляется там, где возникает живая очевидность чего-либо (пока мы на-
зываем это условно мыслью), что может быть, удачным, а может быть и
неудачным, неуместным. Например, находясь в прекрасном расположении
венно, из своего понимания субстанции, однако XX век, я думаю, его не
отменил. На языке философии субстанцией действительно можно называть
то, что дальше не имеет никакого другого носителя, ни к чему не сводимо,
каковой является, например, материя. Хотя можно допустить и существо-
вание мысленной субстанции. Но есть, согласно Декарту, и еще одна суб-
станция, которой вообще, казалось бы, не должно быть. Я имею в виду уже
упоминавшийся феномен коинциденции, совпадения человеческих чувств,
скажем на любовном свидании. Ведь явно это такое же таинственное со-
единение, как движение руки, такая же координация многих элементов,
имеющая в себе некое содержание, которое мы не можем возместить мыс-
лью. Мысль не властна над этой реальностью, и человек не способен
включить в нее какой-либо из головы выдуманный элемент. Если повезет,
да, человек может увидеть сцепление подобных обстоятельств в сознании
абсолютной ясности. Однако само это сознание как событие в мире не
поддается произволу ума.
Тем самым мне хочется привести вас к ощущению, что мысль непроиз-
вольна, она тоже явление, которое мы не можем иметь по своему желанию.
Нельзя захотеть и помыслить. Не наш голый рассудок рождает мысль. Мы
можем иметь ее лишь как событие, когда в движении завязываются нити
того, что случается внезапно. Так же как они завязываются и в случае по-
нимания, которое невозможно передать, если вас уже не понимают. По-
этому говоримое нельзя передать никакими логическими средствами об-
щения, так как вы не связаны с собеседником каким-то другим способом,
для описания которого приходится применять другие понятия и опираться
на иные представления.
В таких ситуациях обычно говорят: судьба или не судьба. Допустим,
ты излагаешь что-то слушателям, а тебя не понимают, и ты думаешь про
себя: ну не судьба. Не говоришь, что слушатели не умны, что сам недоста-
точно хорошо объяснил, нет. То есть мысль имеет какое-то отношение и к
судьбе, а точнее, к тому, что философы называют существованием или бы-
тием. Почему так происходит? Когда мы разбираем ситуацию с живым, не
умещающимся внутри пляски св. Витта, тогда мы говорим о бытии, по-
скольку уже сознаем себя живыми. Однако очень часто мы оказываемся в
положении, когда с горечью произносим: это не жизнь, не существование.
То есть произносим это скорее с позиции человека, хотя и находящегося
внутри пляски св. Витта, но который подобен белке в колесе. Живая белка,
глядя на собственные движения, тоже ведь могла бы сказать: это не
жизнь. Аналогично и мы, приходя в определенную точку, утверждаем: это
не жизнь, не мое существование. Следовательно, слово «существование»
появляется там, где возникает живая очевидность чего-либо (пока мы на-
зываем это условно мыслью), что может быть, удачным, а может быть и
неудачным, неуместным. Например, находясь в прекрасном расположении
66
