Философия: Хрестоматия "Человек и мир". Бернацкий В.О. - 11 стр.

UptoLike

Составители: 

Рубрика: 

11
Я говорил, что математик или физик начинает с ограничения своего предмета
через его определение, и это определение числового ряда, множества или любого
другого начала математики, как и определение физического явления, определение
того, что материально, содержит наиболее существенные атрибуты проблемы. Та-
ким образом, частные науки сначала отсекают, отмежевывают свою проблему, а
для этого им нужно заранее знатьили думать, что они знают, – самое главное. Их
труд сводится к исследованию внутренней структуры их объекта, его тончайшей
внутренней ткани, так сказать, его гистологии. Но когда философ отправляется на
поиски всего имеющегося, он обращается к основной проблеме, проблеме без гра-
ниц, абсолютной проблеме. Он ничего
не знает о том, что он ищет, об Универсуме.
Давайте уточним все то, что ему неизвестно; а уточнитьзначит со всей строго-
стью определить проблему философии в том, что составляет ее особенность и от-
личие.
1. Когда мы спрашиваем, что такое «все имеющееся», у нас нет ни малейшего
представления о том
, чем окажется это имеющееся. О философии нам заранее из-
вестно одно: что имеется и то, и другое, и третье, и что это как раз то, чего мы не
ищем. Мы ищем «целое», а то, что перед нами, всегда не целое. Об этом последнем
нам ничего не известно, и, может быть,
среди всех этих фрагментов, которые у нас
уже есть, нет наиболее для нас важных, важнейшего из всего, что имеется.
2. К тому же нам неизвестно, действительно ли это имеющееся будет единым
целым, т. е. Универсумом, или же то, что имеется, скорее, составит различные це-
лые, т. е. будет Мультиверсумом.
3. Однако это
еще не все, что нам неизвестно. Универсум это или Мультивер-
сум, пускаясь в наше интеллектуальное предприятие, мы, в сущности, не знаем,
познаваем ли он, т. е. может ли быть решена наша проблема. Прошу вас не сколь-
зить бездумно по поверхности моих последних слов. В них речь идет о самом уди
-
вительном свойстве философского мышления, придающем ему исключительный
характер, особенно четко выделяющем философский образ мыслей изо всех ос-
тальных.
В частных науках не возникает сомнения в познаваемости их предмета; там
можно сомневаться в возможности полного познания и сталкиваться с некоторыми
частными неразрешимыми проблемами в пределах своей общей проблемы. И даже,
как
в математике, доказывать их неразрешимость. Сама позиция ученого под-
разумевает веру в возможность познания своего объекта. И речь идет не о смутной
человеческой надежде, а о убеждении, настолько свойственном самой науке, что
определить проблему в ней означает наметить основной способ ее решения. Ины-
ми словами, для физика проблемой является то, что
в принципе поддается ре-
шению, и в некотором смысле решение даже предшествует проблеме; решением и
познанием условились называть то рассмотрение проблемы, которое она допуска-
ет. Так, о цвете, звуках и вообще чувственно воспринимаемых изменениях физик
может знать только то, что касается количественных отношений, и даже о них, на-
пример о
положении во времени и пространстве, – только относительно, и даже об
этих относительностяхтолько с той степенью приближения, которую позволяют
приборы и наши органы чувств; и вот этот такой неудовлетворительный с теорети-
ческой точки зрения результат называют решением и познанием. И в обратном по-
    Я говорил, что математик или физик начинает с ограничения своего предмета
через его определение, и это определение числового ряда, множества или любого
другого начала математики, как и определение физического явления, определение
того, что материально, содержит наиболее существенные атрибуты проблемы. Та-
ким образом, частные науки сначала отсекают, отмежевывают свою проблему, а
для этого им нужно заранее знать – или думать, что они знают, – самое главное. Их
труд сводится к исследованию внутренней структуры их объекта, его тончайшей
внутренней ткани, так сказать, его гистологии. Но когда философ отправляется на
поиски всего имеющегося, он обращается к основной проблеме, проблеме без гра-
ниц, абсолютной проблеме. Он ничего не знает о том, что он ищет, об Универсуме.
Давайте уточним все то, что ему неизвестно; а уточнить – значит со всей строго-
стью определить проблему философии в том, что составляет ее особенность и от-
личие.
    1. Когда мы спрашиваем, что такое «все имеющееся», у нас нет ни малейшего
представления о том, чем окажется это имеющееся. О философии нам заранее из-
вестно одно: что имеется и то, и другое, и третье, и что это как раз то, чего мы не
ищем. Мы ищем «целое», а то, что перед нами, всегда не целое. Об этом последнем
нам ничего не известно, и, может быть, среди всех этих фрагментов, которые у нас
уже есть, нет наиболее для нас важных, важнейшего из всего, что имеется.
    2. К тому же нам неизвестно, действительно ли это имеющееся будет единым
целым, т. е. Универсумом, или же то, что имеется, скорее, составит различные це-
лые, т. е. будет Мультиверсумом.
    3. Однако это еще не все, что нам неизвестно. Универсум это или Мультивер-
сум, пускаясь в наше интеллектуальное предприятие, мы, в сущности, не знаем,
познаваем ли он, т. е. может ли быть решена наша проблема. Прошу вас не сколь-
зить бездумно по поверхности моих последних слов. В них речь идет о самом уди-
вительном свойстве философского мышления, придающем ему исключительный
характер, особенно четко выделяющем философский образ мыслей изо всех ос-
тальных.
    В частных науках не возникает сомнения в познаваемости их предмета; там
можно сомневаться в возможности полного познания и сталкиваться с некоторыми
частными неразрешимыми проблемами в пределах своей общей проблемы. И даже,
как в математике, доказывать их неразрешимость. Сама позиция ученого под-
разумевает веру в возможность познания своего объекта. И речь идет не о смутной
человеческой надежде, а о убеждении, настолько свойственном самой науке, что
определить проблему в ней означает наметить основной способ ее решения. Ины-
ми словами, для физика проблемой является то, что в принципе поддается ре-
шению, и в некотором смысле решение даже предшествует проблеме; решением и
познанием условились называть то рассмотрение проблемы, которое она допуска-
ет. Так, о цвете, звуках и вообще чувственно воспринимаемых изменениях физик
может знать только то, что касается количественных отношений, и даже о них, на-
пример о положении во времени и пространстве, – только относительно, и даже об
этих относительностях – только с той степенью приближения, которую позволяют
приборы и наши органы чувств; и вот этот такой неудовлетворительный с теорети-
ческой точки зрения результат называют решением и познанием. И в обратном по-
                                        11