Философия: Хрестоматия "Человек и мир". Бернацкий В.О. - 111 стр.

                                О смысле истории

   Карл Левит

    Можно спрашивать о смысле исторических революций, чтобы уяснить их зна-
чение, но нельзя спрашивать о смысле революции в буквальном понимании, как о
закономерных обращениях небесных тел. Возникновение и распад цивилизаций
непохожи на восход и заход солнца. Поэтому природные катастрофы мы пережи-
ваем иначе, чем исторические, хотя эффект разрушения города при землетрясении
не отличается от технически рассчитанного уничтожения его бомбами.
    Разговор о смысле истории касается не только того единого и целого, что мы с
легкостью называем «всемирной историей», имея в виду исключительно наш че-
ловеческий мир и игнорируя все прочее; он подразумевает также смысл в значении
замысла или цели.
    Ведь не случайно слова «смысл» и «цель» или «смысл» и «намерение» в нашем
словоупотреблении замещают друг друга. Стол есть то, что отсылает к его назна-
чению как обеденного и письменного стола, благодаря чему он и появляется как
таковой. Историческое событие тоже отсылает к чему-то вне самого себя, посколь-
ку действие, его вызвавшее, нацелено на нечто, в чем смысл реализуется как цель.
А поскольку история есть временное движение, замысел должен предстать как
цель, лежащая в будущем. Отдельные события или последовательность событий,
даже если они полны значения для человека, как таковые не наполнены ни смыс-
лом, ни целесообразностью. Наполнение смыслом – дело осуществления, которое
предстает в будущем. Отважиться на суждение о конечном смысле исторических
деяний можно лишь в том случае, если обозначена их будущая цель. Если стали
явными направление и радиус действия исторического движения, то мы размыш-
ляем о начале его, чтобы определить смысл всего события исходя из его конца; оп-
ределить смысл «целого», поскольку оно имеет определенный исходный и отчет-
ливый конечный пункт. Допущение о том, что история в общем и целом имеет ко-
нечный смысл, означает предвосхищение конечного замысла как конечной цели.
Временным измерением конечной цели становится эсхатологическое грядущее, а
будущее есть для нас лишь постольку, поскольку мы чего-то ожидаем, но чего еще
не существует. Оно дано нам лишь в образе верующего упования.
    То, что конечную цель истории можно, вообще говоря, не только ожидать, на-
деяться на нее и верить, но также знать и философски осмыслять, является тезисом
гегелевской философии истории. Вместе с тем это тезис и исторического материа-
лизма К. Маркса. Науку об истории он считает «единственной» наукой, потому что
история охватывает все, что имеет отношение к человеку, и, следовательно, имеет
определенную цель и тем самым смысл: будущее «царство свободы», для обрете-
ния которого необходимо создание бесклассового общества. Но и хайдеггеровская
всеобщая история метафизики от Анаксимандра до Ницше, то есть западноевро-
пейской метафизики, опирающейся на конструкцию истории бытия, немыслима
без философии всемирной истории Гегеля и его истории философии. Гегель во
введении к своим лекциям по философии всемирной истории разграничил ее на
«философскую всемирную историю» и «наивную», или повествовательную, исто-
                                      111