Философия: Хрестоматия "Человек и мир". Бернацкий В.О. - 116 стр.

чает в ХVII веке новое философское обоснование у Декарта, мир истории («il
mondo civile») – век спустя у его оппонента Дж. Вико. У истока этого раздвоения
природы и истории стоит высказывание ученика Гегеля Маркса: «Человеческая
история тем отличается от истории природы, что первая сделана нами, вторая же
не сделана нами...».
    Подобным же образом высказывался представитель буржуазной философии
ХIХ века Дильтей: «Мы не привносим никакого смысла из природы в жизнь. Нам
открывается возможность убедиться, что смысл и значение возникают только в че-
ловеке и его истории. Вопрос в том, кто это «мы». Очевидно – нововременной по-
стхристианский человек, который надеется найти в истории собственный смысл,
забывая о единственно истинном самодостаточном мире, а заодно и о том, что ис-
торически существующий человек вообще только потому и приходит в мир, что
его производит природа. Для Маркса, равно как для Гегеля, природа лишь подчи-
ненное, предварительное условие человеческой деятельности, обусловливающее
ее, например, как географические и климатический факторы. Первенство природы
имеет место, по саркастическому замечанию Маркса, разве что «на некоторых ав-
стралийских коралловых островах новейшего происхождения». К примеру, Маркса
интересует яблоко отнюдь не в связи с тем, что существуют созданные природой
плодоносящие деревья, важно, что этот кажущийся естественным продукт был за-
везен в Европу в определенное время и в результате определенных социально-
экономических отношений как товар продавался за деньги. И тот факт, что чело-
век, культивирующий и исторически воспроизводящий природу, не является само-
зарождающимся гомункулом, но есть создание природы, для подобной тотально
исторической мысли – неинтересная кажимость. Ее истина – самопродуцирование
исторического мира посредством преобразующего труда человека. То, что человек
воспроизводит свой мир и вместе с ним самого себя с помощью все изменяющего
труда – это единственный фундаментальный вывод, который Маркс вынес из «Фе-
номенологии духа». Природа (die Physis), которая у истока европейского мышле-
ния была всем и как изначально независимое бытие определяла все сущее («natura
rerum») и далее природу богов («natura deorum»), – это обстоятельство для истори-
ческой мысли – почти ничто, в то время как история, представленная классически-
ми философами историкам политической истории в качестве «историй», стала,
очевидно, всем. Маркс с удовольствием цитировал высказывание Гегеля о том, что
даже самая преступная мысль величественнее и возвышеннее, чем все чудеса
звездного неба, поскольку преступник как дух осознает себя, в противоположность
природе, ничего о себе неведающей. Маркс больше не удивляется тому, что от
природы все таково, каково оно есть, и не может стать ничем другим, но он возда-
ется тем, что ничто не происходит в историческом мире иначе, чем происходит, и
потому желает мир «изменить» – требование, выполнимое, естественно, лишь то-
гда и в той мере, когда «мир» представляется миром человека.
    «Материальное» исторического материализма составляет не природа, но ее
присвоение человеком. Когда Маркс говорит о «материальных» условиях жизни,
он негативно отталкивается от гегелевских опытов «сознания» и обращается как к
чему-то позитивному к историческим условиям труда и производства. В этом по-
вороте к понятому таким образом «материальному» образу жизни, к исторически
                                      116