Философия: Хрестоматия "Человек и мир". Бернацкий В.О. - 127 стр.

ной рациональной, равно как и единственной христианской установкой относи-
тельно истории свободы является то, что мы сами ответственны за нее в том же
смысле, в каком мы отвечаем за свои поступки в жизни, и что только наша совесть,
а не мирской успех может служить оценкой наших действий.
    Теория, согласно которой Бог являет себя и свой Суд в истории, неотличима от
теории, по которой мирской успех есть высшая оценка и оправдание наших дейст-
вий. Такая теория равносильна доктрине, согласно которой история всех рассудит,
другими словами, что право на стороне будущей силы. […]
    Разумеется, будет богохульством утверждать, что Бог являет себя в том, что
обычно называют «историей», то есть в истории международных преступлений и
массовых убийств. Ведь все эти жестокие преступные действия едва ли серьезно
затрагивают сферу собственно человеческих жизней. Жизнь отдельного, забытого,
неизвестного человека, его горести, радости, его страдания и смерть – вот реальное
содержание человеческого опыта на протяжении веков. Если бы об этом могла
рассказать история, я, конечно, не утверждал бы, что видеть в ней перст божий –
богохульство. Однако, такой истории нет и не может быть. Наша история великих
и всемогущих есть – в лучшем случае – пустая комедия. Это опера-буфф о силах,
существующих вне реальности (сравнимая с гомеровской оперой-буфф о силах
Олимпа, стоящих за кулисами человеческой борьбы). Один из наших самых пло-
хих инстинктов – идолопоклонническое боготворение власти, приводит нас к вере
в реальность подобной истории. И в такой, даже не сотворенной, в сфабрикован-
ной человеком «истории» некоторые христиане смеют видеть руку Бога! Они по-
лагают, что понимают и знают, чего Он желает, когда приписывают ему свои ни-
чтожные исторические интерпретации. […]
    На высказанные возражения против «доктрины явления Бога в истории», по-
видимому, можно было бы ответить, что Христос достиг успеха после своей смер-
ти, что его безуспешная жизнь на земле явилась человечеству величайшей победой
духа, что доказательство и оправдание Его успеха – это плоды его учения, под-
твердившие библейское пророчество: «Есть последние, которые будут первыми, и
есть первые, которые будут последними». Другими словами, это был исторический
успех христианской церкви, посредством которого провозгласила себя воля Бога.
Однако это – наиболее опасный способ защиты. Ведь утверждение о том, что мир-
ской успех церкви является доводом в пользу христианства, ясно показывает от-
сутствие веры. У ранних христиан не было мирских аргументов такого рода. (Они
верили, что совесть должна судить власть, а не наоборот). Тому, кто считает, что в
истории христианского учения проявляется воля Бога, следует задаться вопросом:
действительно ли это успех был успехом христианского духа? Не торжествовал ли
дух христианства скорее в то время, когда Христос подвергался гонению, нежели
тогда, когда восторжествовала церковь? Какая церковь выражает этот дух в наибо-
лее чистом виде – церковь мучеников или победоносная церковь инквизиции?
    Многие, как представляется, в основном согласны с позицией, согласно кото-
рой миссия христианства – в смирении, они при этом продолжают верить в то, что
в этом же состоит и миссия историцизма... Однако такой историцизм с его заменой
надежды на определенность должен вести к моральному футуризму. «Закон не
может быть нарушен». Следовательно, мы внутренне должны быть уверены в том,
                                       127