Философия: Хрестоматия "Человек и мир". Бернацкий В.О. - 85 стр.

удовлетворение, т. е. всякое удовольствие и всякое счастье, имеет отрицательный
характер, между тем как страдание по своей природе положительно.
    Мы чувствуем боль, но не чувствуем безболезненности; мы чувствуем заботу,
а не беззаботность, страх, а не безопасность. Мы чувствуем желание так же, как
чувствуем голод и жажду; но как только это желание удовлетворено, с ним проис-
ходит то же, что со съеденным куском, который перестаёт существовать для наше-
го чувства в то самое мгновение, когда мы его проглотим. Болезненно жаждем мы
наслаждений и радостей, когда их нет; отсутствие же страданий, хотя бы и они
прекратились после того, как долго мучили нас, непосредственно нами не ощу-
щается, мы можем думать об их отсутствии разве только намеренно, посредством
рефлексии. Все это – потому, что только страдания и лишения могут ощущаться
нами положительно и оттого сами возвещают о себе; наоборот, благополучие име-
ет чисто отрицательный» характер. Вот почему три высшие блага жизни – здоро-
вье, молодость и свобода, не сознаются нами, как такие, покуда мы их имеем: мы
начинаем сознавать их лишь тогда, когда потеряем их; ведь и они – отрицания. Что
дни нашей жизни бы ли счастливы, мы замечаем лишь тогда, когда они уступают
свое место дням несчастным. В той мере, в какой возрастают наслаждения, умень-
шается восприимчивость к ним: привычное уже не доставляет нам наслаждения.
Но именно потому возрастает восприимчивость к страданию, так как утрата при-
вычного заставляет нас очень страдать. Таким образом, обладание расширяет меру
необходимого, а с нею и способность чувствовать страдание. Часы протекают тем
быстрее, чем они приятнее, и тем медленнее, чем они мучительнее, ибо страдание,
а не наслаждение – вот то положительное, наличность чего нами ощущается. Точ-
но так же, скучая, мы замечаем время, а развлекаясь – нет. Это доказывает, что
наше существование счастливее всего тогда, когда мы его меньше всего замечаем:
отсюда следует, что лучше было бы совсем не существовать. Великие, живые ра-
дости можно представить себе лишь как результат предшествовавших великих
скорбей, потому что состояние продолжительного довольства может сопровож-
даться только некоторыми развлечениями или удовлетворением суетности. Оттого
все поэты вынуждены ставить своих героев в самые тягостные и мучительные по-
ложения, для того чтобы потом снова освобождать их оттуда: драма и эпос всегда
изображают нам одних только борющихся, страдающих и угнетаемых людей, и
всякий роман – это панорама, в которой видны содрогания и судороги страдающе-
го человеческого сердца. Эту эстетическую необходимость наивно выразил Валь-
тер Скотт в «Заключении» к своей новелле «Давняя мораль». В точном соответст-
вии с указанной мной истиной говорит и Вольтер, столь одаренный природой и
счастьем: «счастье – только греза, а скорбь реальна», и к этому он прибавляет: «вот
уже восемьдесят лет, как я испытываю это на себе. Я вынес из них только сознание
о необходимости покорного смирения, и я говорю себе, что мухи рождаются для
того, чтобы их съедали пауки, а люди – для того, чтобы их глодали скорби».
    Прежде чем так уверенно говорить, что жизнь – благо, достойное желаний и
нашей признательности, сравните-ка беспристрастно сумму всех мыслимых радо-
стей, какие только человек может испытать в своей жизни, с суммой всех мысли-
мых страданий, какие он в своей жизни может встретить. Думаю, что подвести ба-
ланс будет не трудно. Но, в сущности, совсем излишне спорить, чего на свете
                                        85