Философия: Хрестоматия "Человек и мир". Бернацкий В.О. - 86 стр.

UptoLike

Составители: 

Рубрика: 

86
большеблаг или зол, ибо уже самый факт существования зла решает вопрос:
ведь зло никогда не погашается, никогда не уравновешивается тем добром, ко-
торое существует наряду с ним или после него: «Тысячи наслаждений не стоят од-
ной муки» (Петрарка). Ибо то обстоятельство, что тысячи людей утопали в счастьи
и наслаждении,
не устраняет страданий и мук одного человека; и точно так же мое
настоящее благополучие не уничтожает моих прежних страданий. Если бы поэто-
му зла в мире было и во сто раз меньше, чем его существует ныне, то и в таком
случае самого факта его существования было бы уже достаточно для обоснования
той истины, которую можно выражать на разные лады, но которая никогда не най-
дет себе вполне непосредственного выражения, той истины, что бытие мира долж-
но не радовать нас, а скорее печалить; что его небытие было бы предпочтительнее
его бытия; что он представляет собою нечто такое, чему бы, в сущности, не
следо-
вало быть и т. д. Необычайно красиво выражает эту мысль Байрон: «Есть что-то
неестественное в характере нашей жизни: в гармонии вещей не может лежать она,
этот суровый рок, эта неискоренимая зараза греха, этот безграничный Предел,
это всеотравляющее древо, корни которогоземля, листья и ветви котороготу-
чи, как
росу, струящие на людей свои скорби: болезни, смерть, рабствовсе то го-
ре, которое мы видим, и, что хуже, все то горе, которого мы не видим и которое
все новою и новою печалью волнует неисцелимую душу».
Если бы жизнь и мир были сами себе целью и поэтому теоретически не нужда-
лись
в оправдании, а практическив вознаграждении или поправке; если бы они,
как это думают Спиноза и современные спинозисты, существовали в качестве еди-
ной манифестации некоего бога, который по причине души или ради самоотраже-
ния затеял подобную эволюцию с самим собою; если бы существование мира не
нуждалось, таким образом, ни в
оправдании из его причин, ни в объяснении из его
следствий, то страдания и горести жизни не то что должны были бы вполне урав-
новешиваться наслаждениями и благополучием в ней (это невозможно, как я уже
сказал, потому, что мое настоящее страдание никогда не уничтожается будущими
радостями; ведь они так же наполняют свое
время, как оносвое), но в жизни и
совсем не должно было бы быть никаких страданий, да и смерти не должно было
бы существовать, или не должна была бы она представлять для нас ничего страш-
ного. Лишь в таком случае жизнь окупала бы себя.
А так как наше положение в
мире представляет собою нечто такое, чему бы
лучше вовсе не быть, то все окружающее нас и носит следы этой безотрадности,
подобно тому, как в аду все пахнет серой: все на свете несовершенно и обманчиво,
все приятное перемешано с неприятным, каждое удовольствиеудовольствие
только наполовину, всякое наслаждение разрушает само себя, всякое облегчение
ведет к новым тягостям, всякое средство, которое могло бы помочь нам в нашей
ежедневной и ежечасной нужде, каждую минуту готово покинуть нас и отказать в
своей услуге; ступеньки лестницы, на которую мы поднимаемся, часто ломаются
под нашими ногами; невзгоды большие и малые составляют стихию нашей жизни,
и мы, одним словом,
уподобляемся Финею, которому гарпии гадили все яства и
делали их несъедобными
2
. Два средства употребляют против этого: во-первых, ос-
2
Все, за что мы не беремся, противится нам потому, что оно имеет свою собственную волю, которую не-
обходимо пересилить
больше – благ или зол, ибо уже самый факт существования зла решает вопрос:
ведь зло никогда не погашается, никогда не уравновешивается тем добром, ко-
торое существует наряду с ним или после него: «Тысячи наслаждений не стоят од-
ной муки» (Петрарка). Ибо то обстоятельство, что тысячи людей утопали в счастьи
и наслаждении, не устраняет страданий и мук одного человека; и точно так же мое
настоящее благополучие не уничтожает моих прежних страданий. Если бы поэто-
му зла в мире было и во сто раз меньше, чем его существует ныне, то и в таком
случае самого факта его существования было бы уже достаточно для обоснования
той истины, которую можно выражать на разные лады, но которая никогда не най-
дет себе вполне непосредственного выражения, той истины, что бытие мира долж-
но не радовать нас, а скорее печалить; что его небытие было бы предпочтительнее
его бытия; что он представляет собою нечто такое, чему бы, в сущности, не следо-
вало быть и т. д. Необычайно красиво выражает эту мысль Байрон: «Есть что-то
неестественное в характере нашей жизни: в гармонии вещей не может лежать она,
– этот суровый рок, эта неискоренимая зараза греха, этот безграничный Предел,
это всеотравляющее древо, корни которого – земля, листья и ветви которого – ту-
чи, как росу, струящие на людей свои скорби: болезни, смерть, рабство – все то го-
ре, которое мы видим, и, что хуже, все то горе, которого мы не видим и которое
все новою и новою печалью волнует неисцелимую душу».
    Если бы жизнь и мир были сами себе целью и поэтому теоретически не нужда-
лись в оправдании, а практически – в вознаграждении или поправке; если бы они,
как это думают Спиноза и современные спинозисты, существовали в качестве еди-
ной манифестации некоего бога, который по причине души или ради самоотраже-
ния затеял подобную эволюцию с самим собою; если бы существование мира не
нуждалось, таким образом, ни в оправдании из его причин, ни в объяснении из его
следствий, то страдания и горести жизни не то что должны были бы вполне урав-
новешиваться наслаждениями и благополучием в ней (это невозможно, как я уже
сказал, потому, что мое настоящее страдание никогда не уничтожается будущими
радостями; ведь они так же наполняют свое время, как оно – свое), но в жизни и
совсем не должно было бы быть никаких страданий, да и смерти не должно было
бы существовать, или не должна была бы она представлять для нас ничего страш-
ного. Лишь в таком случае жизнь окупала бы себя.
    А так как наше положение в мире представляет собою нечто такое, чему бы
лучше вовсе не быть, то все окружающее нас и носит следы этой безотрадности,
подобно тому, как в аду все пахнет серой: все на свете несовершенно и обманчиво,
все приятное перемешано с неприятным, каждое удовольствие – удовольствие
только наполовину, всякое наслаждение разрушает само себя, всякое облегчение
ведет к новым тягостям, всякое средство, которое могло бы помочь нам в нашей
ежедневной и ежечасной нужде, каждую минуту готово покинуть нас и отказать в
своей услуге; ступеньки лестницы, на которую мы поднимаемся, часто ломаются
под нашими ногами; невзгоды большие и малые составляют стихию нашей жизни,
и мы, одним словом, уподобляемся Финею, которому гарпии гадили все яства и
делали их несъедобными2. Два средства употребляют против этого: во-первых, ос-
2
 Все, за что мы не беремся, противится нам потому, что оно имеет свою собственную волю, которую не-
обходимо пересилить
                                                86