Современный немецкий роман. Ч.2. Чугунов Д.А. - 7 стр.

UptoLike

Составители: 

Рубрика: 

7
правда, что вам приятно, спросила Ленхен. Тогда вы здесь единственный в
своем роде, не считая моей Кати. Зять моей приятельницы сказал мне
сегодня, что я часто бываю обворожительной, да-да, именно так, просто
обворожительной, сказал он, чтобы настроить меня сегодня вечером на
миролюбивый лад, я это точно видела. Но сегодня я
отнюдь не
обворожительна. Шоссау: а я придерживаюсь противоположного мнения.
Она: ах, как галантно. Наконец-то хоть один галантный молодой человек. А
то вокруг меня целый вечер толпятся все какие-то мужланы, вроде Мора, и
другие деревенские приятели этого Адомайта, а еще этот Хальберштадт,
вон он там стоит, он постоянно увивается
вокруг моей подружки. И это в
свои-то шестьдесят четыре! Вы должны знать, мой муж Хайнцгеорг,
собственно, на второй же день войны... На второй же день войны остался
лежать под Любице, проскандировало хором все семейство. Что за
наглость, подумайте, какая наглость, всплеснула руками тетя Ленхен.
Жанет Адомайт: но это же абсолютно
не интересует молодого человека.
Она: откуда ей известно, что интересует этого господина? Шла бы лучше к
своему Хальберштадту, а то он стоит там один, все время крутит шеей и
стреляет сюда глазами. К Шоссау: этот Хальберштадт крайне неприятный
человек. В субботу заявился в теннисных шортах, с кепочкой на голове и
ракеткой под мышкой. Вид отвратительный. А еще они регулярно ходят в
концерты. Тоже отвратительно. Потому что ничто не интересует тебя так
мало, как музыка, ну сознайся, Женни. То, что для тебя музыка пустой
звук, сказала Адомайт, это не наша вина. И не надо так всему завидовать.
Тетя Ленхен: лучшее время в
ее жизниэто когда она работала во
времена рейха на трудовом фронте. Адомайт, в ужасе: тетя, ради бога, что
ты такое говоришь? Она: да-да, и вот именно сейчас ей хочется рассказать
об имперской трудовой повинности. Так в каких же отношениях были вы с
моим братом, спросила госпожа Адомайт, обращаясь
непосредственно к
Шоссау. Она собирается рассказать сейчас о трудовом фронте, громко
сказала, чуть ли не прокричала тетя Ленхен. Немедленно и не откладывая в
долгий ящик, хочет она рассказать этому милому молодому человеку об
имперской трудовой повинности в Германии, и она даже может объяснить
ему почему. Да потому что ей все время
запрещают говорить об этом. Ей
без конца все запрещают. И она больше не намерена это терпеть! Катя
госпоже Адомайт: бабушка, ну правда, дай же ей сказать. Адомайт: какое
это произведет на всех впечатление? Люди подумают, будто в нашей семье
есть национал-социалисты. Тетя Ленхен разразилась после этих слов
громким каркающим
смехом, причина которого осталась для всех
непонятной, и даже хлопнула себя по ляжке. Господин Мор шепотом
госпоже Адомайт: сейчас она вытащит свой партийный билет. Адомайт:
нет, я забрала у нее сумочку. Тетя Ленхен: а где моя сумочка? Где моя
сумочка! Я обязательно хочу показать этому милому молодому человеку
мой... В этот
момент госпожа Адомайт подхватила Шоссау под руку, резко
развернулась и удалилась вместе с ним, оставив эту группу позади себя.
Ленхен чуть-чуть перебрала, сказала госпожа Адомайт. Ничего нельзя
                                   7
правда, что вам приятно, спросила Ленхен. Тогда вы здесь единственный в
своем роде, не считая моей Кати. Зять моей приятельницы сказал мне
сегодня, что я часто бываю обворожительной, да-да, именно так, просто
обворожительной, сказал он, чтобы настроить меня сегодня вечером на
миролюбивый лад, я это точно видела. Но сегодня я отнюдь не
обворожительна. Шоссау: а я придерживаюсь противоположного мнения.
Она: ах, как галантно. Наконец-то хоть один галантный молодой человек. А
то вокруг меня целый вечер толпятся все какие-то мужланы, вроде Мора, и
другие деревенские приятели этого Адомайта, а еще этот Хальберштадт,
вон он там стоит, он постоянно увивается вокруг моей подружки. И это в
свои-то шестьдесят четыре! Вы должны знать, мой муж Хайнцгеорг,
собственно, на второй же день войны... На второй же день войны остался
лежать под Любице, проскандировало хором все семейство. Что за
наглость, подумайте, какая наглость, всплеснула руками тетя Ленхен.
Жанет Адомайт: но это же абсолютно не интересует молодого человека.
Она: откуда ей известно, что интересует этого господина? Шла бы лучше к
своему Хальберштадту, а то он стоит там один, все время крутит шеей и
стреляет сюда глазами. К Шоссау: этот Хальберштадт крайне неприятный
человек. В субботу заявился в теннисных шортах, с кепочкой на голове и
ракеткой под мышкой. Вид отвратительный. А еще они регулярно ходят в
концерты. Тоже отвратительно. Потому что ничто не интересует тебя так
мало, как музыка, ну сознайся, Женни. То, что для тебя музыка пустой
звук, сказала Адомайт, это не наша вина. И не надо так всему завидовать.
Тетя Ленхен: лучшее время в ее жизни — это когда она работала во
времена рейха на трудовом фронте. Адомайт, в ужасе: тетя, ради бога, что
ты такое говоришь? Она: да-да, и вот именно сейчас ей хочется рассказать
об имперской трудовой повинности. Так в каких же отношениях были вы с
моим братом, спросила госпожа Адомайт, обращаясь непосредственно к
Шоссау. Она собирается рассказать сейчас о трудовом фронте, громко
сказала, чуть ли не прокричала тетя Ленхен. Немедленно и не откладывая в
долгий ящик, хочет она рассказать этому милому молодому человеку об
имперской трудовой повинности в Германии, и она даже может объяснить
ему почему. Да потому что ей все время запрещают говорить об этом. Ей
без конца все запрещают. И она больше не намерена это терпеть! Катя
госпоже Адомайт: бабушка, ну правда, дай же ей сказать. Адомайт: какое
это произведет на всех впечатление? Люди подумают, будто в нашей семье
есть национал-социалисты. Тетя Ленхен разразилась после этих слов
громким каркающим смехом, причина которого осталась для всех
непонятной, и даже хлопнула себя по ляжке. Господин Мор шепотом
госпоже Адомайт: сейчас она вытащит свой партийный билет. Адомайт:
нет, я забрала у нее сумочку. Тетя Ленхен: а где моя сумочка? Где моя
сумочка! Я обязательно хочу показать этому милому молодому человеку
мой... В этот момент госпожа Адомайт подхватила Шоссау под руку, резко
развернулась и удалилась вместе с ним, оставив эту группу позади себя.
Ленхен чуть-чуть перебрала, сказала госпожа Адомайт. Ничего нельзя