Русская литература ХХ века после Октября: Динамика размежеваний и схождений. Типы творчества (1917-1932). Дарьялова Л.Н. - 13 стр.

    Концептуальные построения А.Эпштейна имеют свои привлекательные сто-
роны. Прежде всего заслуживает интереса представление о волнообразной при-
роде художественных ритмов и определенной цикличности развития. Но возни-
кают и сомнения, так как глобальный охват материала вступает в противоречие с
конкретикой литературного процесса: фазы могут не только следовать одна за
другой, но и сосуществовать в рамках одного периода, например, в 20-е годы
XX века. А самое главное, столетия, циклы теряют свою культурную и художе-
ственную самобытность, становясь похожими, как близнецы. Правда, общий не-
достаток любой системы — противоречие между типологией и конкретикой.
    Предлагаемая концепция историко-литературного курса учитывает все три
современных подхода: религиозно-философский, культурологический и эстети-
ческий, дополняемые социологическим критерием, но в качестве доминирующе-
го выбран культурологический принцип. Литература рассматривается как сис-
тема движущаяся, разноуровневая, требующая различных аспектов прочтения,
как семиотическая реальность, имеющая связи с другими культурными рядами и
с жизнью, т. е. внесемиотической реальностью. Изучение литературного процес-
са после Октября в рамках текст/контекст, текст/интертекст опирается на особый
характер соотношений культура и жизнь, жизнь и культура.
    Религиозно-философский аспект исследования русской литературы XX в. во
многом определяется тем, что человек в этом столетии должен был столкнуться
с жесткой необходимостью диалога и выбора, так как ни одно из завоеваний ци-
вилизации не было однозначно позитивным, наоборот, противоречия обостри-
лись до крайней степени. «Крушением гуманизма» назвал свою статью о гибели
прежней культуры А.Блок, вслед за Ницше увидевший грозные признаки распа-
да и приближающихся катастроф. История XX века поставила перед всеми на-
циями, в том числе и перед русским обществом проблему выбора: остаться на
путях абсолютизации человеческого разума и воли, изменить несовершенный
порядок пусть даже путем насилия и на практике осуществить различные обще-
ственные теории преображения или же понять мир, принять его, а если и пере-
страивать, то преображение начинать с себя, со своей несовершенной природы.
Не «что делать?», а «готов ли ты, деятель?» — такой вопрос ставил перед рус-
ской общественной мыслью В.Соловьев еще в конце XIX века. Диалог двух ис-
торических целей: к человекобожию или к Богочеловечеству шел на протяжении
всего столетия, и, как правило, благие намерения, высокие социальные цели и
вера в разум человека, одним словом, абсолютизация человеческих свойств по-
рождали прямо противоположные результаты. Реализуемая мечта о равенстве и
о социальном содружестве оборачивалась господством жестких тоталитарных
режимов, расколом нации, страшными войнами и истреблением миллионов. Из-
вестная формула — «мы хотели как лучше, получилось как всегда» — является
парафразом многих исторических опытов-заблуждений XX столетия.
    Русская литература тоже была втянута в орбиту глобальных противоречий, и
после 1917 года произошел раскол: одна часть русских писателей выбрала ори-
ентацию на социальный эксперимент силами человека, отринув Бога; другие ху-
дожники, большинство которых оказалось в эмиграции, наоборот, остались вер-
                                                                           11