Русская литература ХХ века после Октября: Динамика размежеваний и схождений. Типы творчества (1917-1932). Дарьялова Л.Н. - 73 стр.

человек, она ищет в нем опору и дружбу. Между ними возникает спор о том,
можно ли и нужно ли изменить природу человека, склонного к себялюбию,
комфорту, привычкам, доставшимся нам по наследству от предков. «Я прекло-
няюсь перед Вами, — говорит Зудину балерина, — перед Вашей святой высо-
той, но сама я в коммунизм ваш не верю»26. Для Елены Вальц в человеке на пер-
вом плане всегда личное, его приватная жизнь: «Ну вот, например, Ваша се-
мья Ваша жена Ваши дети разве все это не Ваши узко личные привязан-
ности и разве может быть как-нибудь иначе?» (с.18). Зудин пытается объяснить
сущность новой морали, он так говорит о борьбе с внутренним врагом, мечтает о
преодолении собственнического, личного начала в человеке, его привязанности
к быту: «Ах, если б люди смогли взглянуть на мир по-новому, то и мир стал бы
новым и лучшим». Вот цель революции — через сознание и благодаря сознанию
рационально изменить природу человека и его социум! Но слова Зудина есть
только слова, они не убеждают. Тогда автор обостряет ситуацию и испытывает
идею и ее носителя на прочность. Вальц дарит детям Зудина шоколад, жене —
чулки, и по городу поползли слухи о том, что председатель Чека стал предате-
лем. Зудина отдают под суд, и чрезвычайная тройка приговаривает его к рас-
стрелу. Зудин взбешен, он невиновен, но в камеру к арестанту приходит старый
революционер Ткачев, чтобы объяснить справедливость приговора. «Виновнос-
ти нет. Нет никакой виновности, — соглашается он. — А с другой стороны, так
вот оставить — нельзя. Надо что-то сделать и сделать жестокое, страшное, иначе
все наше дело погибнет» (с.80).
    Для Ткачева партийцы, выполняя волю класса, стоят над массой, в опреде-
ленной изоляции от нее. Народ, темный и неорганизованный, понимает только
конкретные цели, только материальные интересы: «Ребята, хотите горячих
французских булок? Вот таких вот! — и ты кидаешь им образец. Рев идет, пена
брызжет у них по губам и ты их ведешь, и они тебя слепо любят» (с.81).
    Токарев в своей развернутой метафоре явно использовал библейскую ситуа-
цию пророка Моисея, который вел народ в землю обетованную. Герой комму-
нист также возведен на сакральную высоту. «Но горе, если вождь нагибается и
прячет, просто так, машинально, отбитый кусочек старой роскоши» (с.81), ку-
сочек булки, — продолжает дальше выстраивать свою систему убеждений ста-
рый большевик. Толпа не простит ни вождя, ни других, обвинит в предательст-
ве. И чтобы сохранить чистоту революционной морали, Токарев предлагает Зу-
дину пойти на жертву, умереть, чтобы снять «вину» с партии. Таково иезуитское
испытание человека, его преданности делу революции. В подтексте этой ситуа-
ции можно заметить аналогию, хотя бы в самых общих чертах, с испытанием
веры Авраама, которому Господь предложил принести в жертву сына Исаака.
Эти интертекстовые связи с библейскими текстами имели вполне определенную
идейно-эстетическую значимость. Герой повести потрясен и просветлен. Он, как
и Иаков, готов на смерть.
    Кто же перед нами, революционный Христос, жертвующий собой во имя
тех, кто не ведает, что творит? Новый человек, приобщенный силой сознания к
высокой идее?

                                                                           71