ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
личного, соборного решения. В полемике с протестантским «религиозным индивидуализмом» Булгаков
утверждает, что идея кафоличности или соборности задана в самой природе религиозного сознания, по-
добно тому, как в гносеологическом сознании задана идея объективности знания.
Решая проблему природы и границ философского знания, Булгаков делает вывод, что « в основе
действительно оригинальных творческих философских систем всегда лежит ... философский миф».
Природа же мифа – религиозна, он кристаллизует в себе религиозные образы. «Мифу присуща своя
особая достоверность, которая опирается на силу и убедительность непосредственного переживания. В
мифе констатируется встреча мира имманентного – человеческого сознания ... и мира трансцендентно-
го-божественного, причем трансцендентное, сохраняя свою собственную природу, в то же время стано-
вится имманентным, а имманентное раскрывается, чувствуя в себе внедрение трансцендентного. Мифу
необходимо присуща активность, известная инициатива со стороны трансцендентного, которое хочет
этой встречи, и в реальности этой встречи и заключается сила убедительности мифа. В этом и состоит
его объективность».
1
Вопрос, который мучает Булгакова – возможна ли религиозная философия? На первый взгляд, это
словосочетание логически противоречиво: действительно, как сочетать свободу философии в искании
истины, ее священное право во всем сомневаться, видеть во всем проблему, предмет критического ис-
следования и религию, для которой руководящей нормой является догмат. Для философии Бог есть
проблема. Стремясь к логическому доказательству его бытия, она, очевидно, стоит вне догматического
богословия, для которого Бог дан и находится выше или вне доказательств. Но философия нуждается в
своем обосновании, и это обоснование дает ей, по Булгакову, область внерационального – сфера непо-
средственного созерцания или, иначе, мифа.
«Философствующий богослов» Платон оказывается для Булгакова своеобразным залогом возмож-
ности религиозной философии. Поэтому, отвечая на поставленный им вопрос, он констатировал: «... ес-
ли действительно в основе философствования лежит некое «умное ведение», непосредственное, мисти-
чески-индивидуальное постижение основ бытия, другими словами, своеобразный философский миф,
хотя и не имеющий яркости и красочности религиозного, то всякая подлинная философия мифична и
постольку религиозна, и потому невозможна иррелигиозная, «независимая», «чистая философия». Бул-
гаков говорит о «трагедии мысли», из-за которой абсолютная истина не является уделом философии.
Для него предмет философии и религии тождественен: «То, что человек ведает как религиозный догмат,
он хочет познать и как философскую теоретическую истину, подобно тому, как скульптор ищет того же
самого в мраморном изваянии».
1
В работе «Трагедия философии (философия и догмат)», посвященной проблеме соотношения фило-
софии и религии, оценка фатальной неудачи философии в поисках истины вырисовывается более тра-
гической. Всякая философская система, по Булгакову, впадает в односторонность «отвлеченных начал»,
в философскую ересь, т.е. произвольно выбирает что-то одно, часть вместо целого. Это избрание опре-
деляет мотив и характер философской системы, делает ее тезисом или антитезисом по отношению к
другим системам.
Вся история философии, по его мнению, может быть представлена как цепь человеческих заблуж-
дений, претендующих на всеобщность. Причину односторонности всякой философии Булгаков видит в
самом духе системы, которая претендует на сведение многого или всего к одному и выведение этого
многого или всего из одного с логической необходимостью или непрерывностью. «Каждая такая систе-
ма, – пишет Булгаков, – хочет быть концом мира и завершением истории, которая, однако, все продол-
жается. Или нелепица, или недоношенность – таков приговор истории философии, начертываемый ею
самою над всеми усилиями разума, подобно Хроносу, пожирающему своих детей... История философии
есть трагедия. Это – повесть о повторяющихся падениях Икара и о новых его взлетах».
2
Возрождая средневековую формулу «философия есть служанка теологии», Булгаков хочет ви-
деть в философии именно служанку, сотрудницу и союзницу, а не рабу, и не теологии, но самой ре-
лигии. Философия должна стать своеобразным «религиозным эмпиризмом». В то же время он при-
зывает философа к интеллектуальной честности – искреннему исканию и добросовестному сомне-
1
Булгаков С.Н. Свет невечерний. М., 1994. С. 71, 57-58.
1
Булгаков С.Н. Свет невечерний. М., 1994. С. 77, 79.
2
Булгаков С.Н. Соч. в 2-х т. М., 1993. Т.1. С. 314.
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- …
- следующая ›
- последняя »
