Руcская проза 1950-х - начала 2000-х годов: от мировоззрения к поэтике. Дырдин Д.А - 10 стр.

UptoLike

Составители: 

10
прирожденное чувство родного языка, естественность
повествовательного стиля и ритмика с речи наполнены светлым
ощущением жизни одухотворены.
Не случайно мудрая в своей простоте проза Пришвина часто
называется поэтической. Развертыванию личностно-творческой
основы, ее экспликации, сопутствует у Пришвина отражение
биографических фактов с помощью символов. Вот как эта поэзия,
включавшая в себя символические смыслы, передается во
фрагментах повести «Крест и цвет»: «Источник радости и света
встретился мне на пути (речь идет о лесном роднике, который в
символическом сознании предстает как элемент сверхприродного
уровня. А. Д.), я не раз встречал его в жизни и потом скоро терял.
Как же удержать мне в памяти тропинку, по которой пришел я
сегодня сюда навсегда?
В пении последней пчелы я слышу голос: Возьми крест и
давай любимому человеку цвет свой!» (1, 98).
Постепенно в дневниках, а надо подчеркнуть, что дневники
первоисточник всех сюжетов и смысловых значений образной системы
писателя, и лишь потом в художественно оформленных текстах,
возникает метафорический ряд с широким полем религиозно-
мифологических ассоциаций. Начиная с так и не увидевшей света повести
«Крест и цвет» и ныне известного рассказа «Голубое знамя», где «идее
революции однозначно противопоставляется идея христианская, а
новому красному времени голубое Христово знамя» [4], у
Пришвина складывается цепь мыслеобразов, восходящих к христианской
символике. Так обнаруживает себя системный философско-религиозный
контекст автобиографической прозы писателя, отражающий
действительность в опоре на мифотворящее сознание участников событий.
Синтез традиционной ассоциативной символики и собственно авторской, когда
любое событие война, революционная «заворошка», разрушение
помещичьих усадеб и храмов осмысливается как миф о пришествии анти-
Христа, создан на их внутреннем сходстве. На этой семантической схожести
построены у Пришвина символы образов-предметов, заимствованных из
хлыстовского ритуала (чан), православного обряда (чаша) и бытового этикета,
интерьера старой дворянской усадьбы (античная ваза). Все они обладают как
своими, первоначальными, так и самоценными, автономными для
мифопоэтической мысли автора смыслами. Правильнее будет именовать их
мифологемами ввиду структурной соотнесенности с образами-предметами
классической мифологии.
Духовная активность художника спроецирована на других людей,
которые становятся в центр его очерков и философской прозы. «При этом
очень существенно, пишут комментаторы дневников, что путь
Пришвина как писателя определяется стремлением не сочинять, а