Руcская проза 1950-х - начала 2000-х годов: от мировоззрения к поэтике. Дырдин Д.А - 13 стр.

UptoLike

Составители: 

13
для Пришвина «типом-ключом» [3, 535], который раскрывает содержание
других образов Гончарова. В нем отражены зримые черты личности автора
романа, объединившего этическое, национально-психологическое начало с
онтологическим: любовь к тварному миру, погруженность в устойчивые
жизненные формы. Обломов мыслится здесь как воплощение той целостной
стихии, куда каждый из людей вносит нечто свое, неповторимое область
духовных ценностей.
Пришвин воспринял образ Обломова в духе оценок русской
религиозной философии и символической эстетики. Вл. Соловьев, например,
ставит его выше многих литературных героев от Фамусова и Молчалина до
Манилова и Собакевича. «Отличительная особенность Гончарова это сила
художественного обобщения, благодаря которой он мог создать такой
всероссийский тип, как Обломова, равного которому по широте мы не знаем
ни у одного из русских писателей» [4, 294295], полагает философ.
Символическая критика рубежа веков интерпретировала открытия
Гончарова по-новому, связывая их с религиозностью персонажей и
автора, с его умением символизировать идеи и отношения.
Нельзя сказать, что оценка Обломова Пришвиным осталась
неизвестной исследователям Гончарова. Л. С. Гейро приводит запись из
его дневника за 1921 год (15 апреля) в качестве констатации, типичной
для писателей-современников и социальной критики конца XIX начала
XX века [2, 10–11. Антитеза покоя и движения (противостояние Обломова
и Штольца) возводится у Пришвина в принцип национальной
характерологии. Однако все это обстоит далеко не так однозначно.
Утверждать подобное можно, если не учитывать точка зрения писателя.
Вышеприведенная запись цитируется исследователем в сокращении.
Поэтому утрачен общий смысл фразы. Пришвин стремится разрушить
надуманное разделение в человеке сосредоточенной внутри и
одухотворенной, направленной вовне энергии. По его словам, «в романе внут-
ренне прославляется русская лень, а внешне она же порицается изображением
мертво-деятельных людей (Ольга и Штольц)».
Обломов и Штольц, как считает Пришвин, вовсе не антиподы, но
ступени становления характера, разные стадии его роста. На языке право-
славной веры это называется тяжбой между «внутренним» и «внешним»
человеком или несовпадением телесного и душевного делания. В одном
случае пересиливает воля к действию, в другом подспудная сердечная
сила «умирение», по Пришвину. Не «поступок решает вопрос, а явление
(образование) личности» [5, 492], т. е. исторически понимаемого
человека. Вот почему Пришвину видится в произведении Гончарова
«чисто внешнее касание огромного русского факта» [Там же. 234].
Глубоко проникая в бытийную почву, на которой возникли
художественные обобщения Гончарова, Пришвин приходит к
динамической формуле человеческой жизни. В ее истоках накопление